В то время я познакомился с миланской танцовщицей, которая понимала в литературе и была, кроме того, мила. У нее собиралась хорошая компания. Я познакомился там с графом Кристофом Эрдеди, любезным, богатым и благородным, и с принцем Кински, блестящим шутником, имевшим все качества Арлекина. Эта девица, которая, думаю, еще жива, внушила мне любовь, но напрасно, потому что сама была влюблена в танцора, прибывшего из Флоренции, которого звали Анжиолини. Я строил ей куры, но она пренебрегала мной. Девица из театра, влюбленная в кого-то, непобедима, по крайней мере, если не прибегнуть к силе золота. Я не был богат. Несмотря на это, я не терял надежды и продолжал туда ходить, мое общество ее развлекало, потому что она показывала мне письма, которые писала, и я добавлял им красоты; в то же время, сидя около нее, я наслаждался красотой ее глаз. Она показывала мне письма своего брата, который был иезуит и проповедник. Некто написал ее портрет в миниатюре, где она была изображена в разговоре; накануне моего отъезда, раззадоренный, что не смог ничего добиться от этой красотки, я решил украсть ее портрет, слабое утешение для несчастного, который не смог получить оригинал. В день, когда я получил от нее отставку, я взял незаметно портрет и положил в карман. На другой день я уехал в Пресбург, куда меня пригласил барон Вайс на пикник в компании с двумя фрау. Мы сошли с коляски в какой-то гостинице, и первая персона, которую я заметил, был шевалье де Тальвис, тот самый, что вынудил меня нанести ему удар шпаги в Этуаль, в тот день, когда я приписал слово «лябр» к фамилии «Конде» на квитанции жены швейцарца в Тюильери. Увидев меня, он приблизился и сказал, что я ему должен реванш. Я ему ответил, что никогда не покидаю одно развлечение ради другого, и что мы увидимся позже.
– Это возможно, – ответил он, – но не окажете ли мне честь представить меня этим дамам?
– Охотно, но не на улице.
Мы заходим, он следует за нами, я думаю, что этот человек, которому, впрочем, не откажешь в мужестве, может нас развлечь, и представляю его. Он живет в этой гостинице уже два дня и одет в траур и в рубашке с обтрепанными манжетами. Он спрашивает нас, идем ли мы на бал князя-епископа, о котором мы ничего не знаем, и Ваис отвечает, что идем.
– Туда все идут без приглашения, и вот почему я намерен туда пойти, потому что здесь я никого не знаю.
Минуту спустя он уходит, хозяин приходит принять наш заказ и рассказывает об этом бале; фрау желают туда пойти, и, перекусив, мы отправляемся туда и видим много народа; не зная никого, мы прогуливаемся туда-сюда вполне непринужденно.
Мы заходим в комнату и видим там большой стол, окруженный знатью, понтирующей в фараон; талию держит князь, и в банке, как нам показалось, тридцать-сорок тысяч флоринов в соверенах и дукатах. Наш шевалье находится там, в компании двух дам, которым он отпускает любезности, пока монсеньор мешает карты. Он дает снять и смотрит на француза, предлагая ему взять тоже карту.
– Охотно, месье, с этой картой я иду на банк.
– Ва-банк, говорит епископ величественно, делая вид, что не боится; и вот, слева ложится его карта, и шевалье спокойно забирает все золото. Епископ удивленно говорит гасконцу:
–
Талвис уходит с золотом в кармане.
Эта удивительная авантюра служит темой множества дискуссий, но все сходятся во мнении, что этот иностранец, должно быть, сумасшедший или отчаявшийся, и что епископ глупец.
Полчаса спустя мы возвращаемся в гостиницу, спрашиваем о победителе, и нам отвечают, что он пошел спать. Я говорю Вайсу, что мы должны воспользоваться этим событием и одолжить некоторую сумму. Мы заходим в его комнату рано утром, я поздравляю его и спрашиваю, не может ли он одолжить мне сотню дукатов.
– От всего сердца.
– Я верну их вам в Вене. Желаете ли расписку?
– Никаких расписок.
Он отсчитывает мне сотню «кремницев» (дукатов) и через четверть часа уезжает почтовой каретой в Вену. Всю его поклажу составляет спальный мешок, редингот и пара ботинок. Я честно делю сотню на нас четверых, и назавтра мы возвращаемся в Вену. Эта история оказывается у всех на устах, но никто не знает, что мы получили эти дукаты, ни что победитель – шевалье де Тальвис. Кроме нас, никто в Вене, вплоть до настоящего времени, не может догадаться, кто этот человек. У посла Франции об этом не имеют понятия. Не знаю, выяснилось ли что-нибудь об этом впоследствии. Я выехал дилижансом и на четвертый день был в Триесте, откуда отплыл в Венецию. Я прибыл туда за два дня до Вознесения 1753 года.
Глава XIII
Я возвращаю портрет, который увез из Вены. Я направляюсь в Падую; приключение при моем возвращении; продолжение этой авантюры. Я встречаю Терезу Имер. Мое знакомство с м-ль К.К..