История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Я снял ложу на серьезную оперу, которая шла в Сен-Самуэль, и даже не пообедав, ждал их в назначенный час в указанном месте. Я увидел прелестную К. К., элегантно замаскированную. Я пригласил их сесть в мою гондолу, поскольку П. К., в своей униформе, мог быть узнан и кто-нибудь мог догадаться, что красивая маска – его сестра. Он захотел причалить возле дома его любовницы, о которой он сказал, что она больна; он сказал, что присоединится к нам позже в нашей ложе, номер которой я ему сказал. Меня удивило то, что К. К. не проявила ни опасений, ни стыдливости, оставаясь со мной наедине в гондоле. Что же касается ее брата, который оставил ее на меня, я не был удивлен. Было очевидно, что он задумал извлечь из этого выгоду. Я сказал К. К., что до времени начала спектакля мы покатаемся, и поскольку жарко, она может снять маску, что она сразу и сделала. Установив себе правилом относиться к ней с уважением, я наблюдал в ее физиономии благородную уверенность и в ее глазах блеск чудесного доверия и душевной радости, и моя любовь возросла до небес.

Не зная, что ей сказать, поскольку, естественно, говорить я мог только о любви, и разговор мог стать опасным, я устремил свои взоры ей в лицо, не решаясь опустить их на ее девственную шею из опасения встревожить ее стыдливость. Ее тело, расположенное слишком низко по отношению ко мне, позволяло видеть за кружевами ее бауты [56] бутоны ее грудей. Я увидел их только на мгновение и, пораженный, не осмеливался больше туда возвращаться.

– Скажите же мне что-нибудь, – сказала мне она, – вы только смотрите на меня и не разговариваете. Вы сегодня какой-то потерянный; я уверена, что мой брат отвел бы вас к своей даме, которая, по его словам, красива и умна, как ангел.

– Я знаю даму вашего брата, я никогда не был у нее и никогда к ней не пойду; я ничего не потерял, оставшись с вами, и если я ничего не говорю, то только потому, что меня захватило счастье и прекрасное доверие, которое вы мне оказываете.

– Я этим очарована в высшей степени; но как бы я могла не испытывать к вам доверия? Я чувствую себя с вами более свободно и более уверенно, чем с братом. Даже моя мать говорит, что ее невозможно обмануть, и что вы один из самых порядочных юношей Венеции. К тому же вы не женаты. Это первое, что я спросила у моего брата. Вы помните, что вы сказали, что я – именно тот тип женщины, который вы хотели бы видеть своей женой? В тот момент я сказала себе, что та, кого вы выберете, будет счастливейшей девушкой Венеции.

Слушая эти слова, произнесенные с ангельской искренностью, и не осмеливаясь запечатлеть поцелуй на прекрасных устах, откуда они вышли, я жалею читателя, который не чувствует, какого рода кару я нес, видя самую нежную радость этого ангела во плоти.

– В согласии наших мыслей, – сказал я ей, – будем ли мы счастливы, моя очаровательная К., если сможем стать неразделимы? Я же могу быть вашим отцом.

– Вы – моим отцом? Какая басня! Знаете ли вы, что мне уже четырнадцать лет?

– А мне двадцать восемь.

– Ну и что! Где тот мужчина вашего возраста, у которого дочь такая как я? Я смеюсь, думая о том, что если бы мой отец напоминал вас, он ни за что не внушил бы мне страха, и я не смогла бы ощущать по отношению к нему никакой почтительности.

В час начала спектакля вы высадились на маленькую площадь, и новый спектакль поглотил ее полностью. В сумерках мы взяли мороженого, затем пошли на оперу, где ее брат подошел к нам к третьему акту. Я угостил его ужином в локанде, где зрелище того, как юная очень веселая девушка поглощает ужин с великим аппетитом, заставило меня забыть, что я не обедал. Я почти не разговаривал: Я был болен любовью и находился в подавленном состоянии, которое не могло продолжаться долго. Я сказал, что у меня болят зубы, и меня пожалели и простили мое молчание. После ужина Р. сказал сестре, что я влюблен в нее и почувствую себя утешенным, если она мне позволит себя поцеловать. Она ответила на это, повернувшись ко мне смеющимся ртом. Было бы низко, с моей стороны, если бы я не отдал этот долг, но это был поцелуй вежливости, поцелуй радостный, но при этом очень холодный. Поцеловать ее по-другому мешало мне чувство вины, не дававшее решиться смутить ее невинность.

– Какой поцелуй! – говорит озабоченный брат. – Давайте, давайте, поцелуй любви.

Я не двигаюсь, и подстрекатель мне начинает надоедать. Его сестра поворачивает свою прекрасную голову.

– Не заставляйте его, – говорит она ему, – потому что я ему не нравлюсь.

Этот вывод меня тревожит, пронзает мне душу и побуждает к ответу.

– Как! – говорю я. Вы не видите за моей сдержанностью чувства? Вы думаете, что мне не нравитесь? Вы ошибаетесь, божественная К., и если поцелуй необходим, чтобы вы поняли, что я вас люблю, то вот вам поцелуй, который я запечатлею на этих прекрасных смеющихся устах.