История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

Когда мы остались одни, она сказала мне, что посол будет мне признателен, если я буду являться в казен двумя часами позже. Этот умный человек не мог предаваться неге в присутствии третьих лиц. Все эти ужины, вплоть до своего отъезда в Вену, он покидал нас в полночь. Больше не нужно было прятаться в кабинете, потому что мы с ней ложились в алькове, а он, занявшись любовью до моего прихода, не изъявлял прочих желаний. М. М. находила меня влюбленным, даже обуреваемым большей страстью, так как, имея возможность видеться с нею только раз в неделю, я с нетерпением ждал пятницы. Письма К. К., что мне приносили, трогали меня до слез. Потеряв свою мать, она не ждала больше дружеского отношения ни от одного из своих родственников. Она называла меня своим единственным другом, и, говоря о том, что вынуждена, к сожалению, оставаться в монастыре, и лишена возможности видеться со мною, советовала быть верным другом М. М.

В Святую пятницу, придя в казен в час ужина, я застал пару очень грустной. Они ничего не ели, не разговаривали; это меня удивило, но из вежливости я не задавал вопросов. Когда М. М. вышла, посол сказал мне, что она огорчена и имеет для этого основания, так как он должен уехать в Вену через две недели после Пасхи.

– Я скажу вам даже, – добавил он, – что может статься, что я больше не вернусь; но не нужно ей этот говорить, потому что она будет в отчаянии.

Когда она вернулась за стол, я увидел, что у нее глаза полны слез. Вот что он ей сказал:

– Мой отъезд неизбежен, потому что я себе не хозяин; но я наверняка вернусь, когда окончу дело, которое обязывает меня ехать. Казен вам остается, но дружба и благоразумие заставляют меня сказать вам, моя дорогая подруга, не ступать сюда ногою во время моего отсутствия, так как, когда меня здесь не будет, я не смогу более быть уверен в верности гондольеров, что мне служат, и я сомневаюсь, что этот наш друг может льстить себя надеждой обеспечить их неподкупность. Я скажу вам впрочем, что не только полагаю, что наши дела известны Государственным инквизиторам, которые из политических соображений скрывают это, но и не побожусь, что наш секрет сохранится в монастыре, когда знакомая вам монахиня узнает, что теперь вы выходите оттуда не для ужина со мной. Лица, за которые я перед вами отвечаю, это консьерж и его жена. Я распоряжусь перед своим отъездом, чтобы они рассматривали нашего друга как второго меня. Вы оставайтесь вместе, и все будет хорошо вплоть до моего отъезда, если вы будете вести себя осмотрительно.

Я напишу вам через моего консьержа, и его жена будет приносить вам мои письма, как и сейчас, и воспользуетесь тем же каналом для ответа. Я должен уйти, дорогая подруга, но мое сердце остается с вами. Я оставляю вас после моего отъезда на руках друга, с которым я был очень рад познакомиться. Он любит вас, у него есть сердце и опыт и он не позволит вам совершить какую-либо ошибку.

Эта новость так поразила М. М., что она попросила нас позволить ей уйти, почувствовав необходимость пойти лечь. Мы назначили ужин на понедельник после Пасхи.

После ее ухода посол указал мне, что следует абсолютно исключить для нее мысль, что он может более не вернуться.

– Я буду работать, – сказал он мне, – с венским правительством над делом, которое заставит говорить всю Европу. Пишите мне обо всем, и если вы ее любите, заботьтесь о ее чести, и особенно, если понадобится, умейте силой противостоять бедствиям, которые сможете предвидеть для вас обоих. Вы знаете, что случилось с мадам де Рива, монахиней монастыря С***. Ее заставили исчезнуть, когда узнали, что она забеременела, и г-н де Фрюле, посол Франции, как и я, вскоре после этого сошел с ума и умер. Ж.-Ж. Руссо сказал мне, что это было из-за яда, но он фантазер. Этим ядом было горе от невозможности что-либо сделать для этой несчастной, которой папа, в конце концов, отпустил грехи, она вышла замуж и живет теперь в Парме.

Добейтесь же, чтобы чувства дружбы возобладали над чувствами любви, встречайтесь с нею в приемной и откажитесь приглашать ее в казен, потому что лодочники вас предадут. Наша уверенность, что ни одна ни вторая не беременны, уменьшила бы мое беспокойство, но согласитесь, что вы были неосторожны! Вы пренебрегали ужасной опасностью! Подумайте над тем крайним случаем, когда вы вынуждены будете принять меры, потому что я уверен, что вы не сможете ее покинуть. Она полагала, что можно легко вызвать выкидыш, приняв некие снадобья, но я ее разубедил. Во имя бога, будьте благоразумны в будущем и пишите мне обо всем. Мой долг быть в курсе ее дел.

Он проводил меня в Венецию и вернулся к себе. Я провел беспокойную ночь и назавтра вернулся в казен, чтобы написать огорченной утешительное письмо и внушить ей, что нам следует разработать систему предосторожностей.

В своем ответе, который я получил на следующий день, я увидел яркую картину отчаяния, охватившего ее душу. Природа одарила ее темпераментом, делавшим для нее невыносимым монастырское содержание, и я предвидел яростные битвы с ней и с самим собой, которые должен буду выдерживать.