История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

Я купил маленькую лодку и, не предупреждая ее, отправился ночью вокруг острова, чтобы осмотреть все стены монастыря со стороны лагуны. Я нашел маленькую дверь, выходящую на берег, которая должна была быть именно той, через которую она собиралась выйти. Однако для того, чтобы проехать оттуда в казен, следовало проделать путь через половину острова, что было непросто, потому что отмель вынуждала принимать в сторону моря. Идя на одном весле, я должен был потратить на путь по меньшей мере четверть часа.

Убедившись, что все это возможно, я сообщил проект М. М., которая пришла от него в восторг. Мы назначили день пятницы, следующий после праздника Вознесения, и в тот же день я пришел в маске в приемную, где мы сверили часы; затем я направился в казен, где распорядился об ужине на двоих.

Через час после захода солнца я отправился к церкви Св. Франциска в Виноградниках, где держал свою лодку в «каване»[25], который нанял для этой цели. Осушив лодку и приведя ее в порядок, я быстро переоделся в костюм лодочников, встал на корму и направился прямой дорогой к монастырскому берегу; дверь открылась сразу же по моем прибытии, мне не нужно было ждать и четырех минут. Едва дверь открылась, М. М. вышла, дверь снова закрылась, и она спустилась в лодку, закутанная в плащ с капюшоном. В четверть часа, не слишком напрягаясь, я подплыл к казену, где она сошла, а я вслед за ней две минуты спустя, потому что надо было привязать лодку на цепь и закрепить замок, чтобы обезопасить ее от воров, которые развлекались обычно ночью, воруя все, что не было надежно привязано. Я был весь в поту, но это не помешало моему ангелу прыгнуть мне на шею; узнавание усилило любовь, гордый своим подвигом, я смеялся порывам ее души. Я забыл ночную рубашку, она дала мне одну из своих, предварительно обтерев меня и осушив с помощью пудры мой пот. Мы сели ужинать лишь после двух часов, проведенных во власти пламени, сжигавшего нас еще сильнее, чем в начале нашего знакомства; однако я поговорил с ней, я не скрыл от нее моменты опасности, вспоминая советы, которые дал мне друг и которые врезались в мой разум. М. М., веселая и игривая, нашла меня забавным в одежде лодочника, оживляя нашу беседу самыми вольными выражениями, но ей не нужно было ничего добавлять к моему пылу, потому что я любил ее самозабвенно.

Ночи были короткие. Она должна была возвращаться в монастырь к шести часам, и прозвонило четыре, когда мы сели за стол. Но то, что не только загасило нашу радость, но и привело в ужас, была гроза, которая разразилась под конец. Мы могли только надеяться на природу этих гроз, которые обычно длятся не более часа, мы надеялись, что все будет как обычно, и гроза не оставит после себя ветра, слишком сильного для меня, хотя и достаточно смелого, но не имеющего ни практики, ни умения гондольера.

По меньшей мере полчаса гроза перемежалась разрядами молнии и грома, раздавались непрерывные раскаты, и наконец, после сильного ливня, небо снова прояснилось, но без лунного света, которого и не могло появиться в праздник Вознесения. Прозвонило пять часов, но случилось то, чего я опасался. После грозы задул ветер гарбин[26], противный мне, и дул сильно – ma tiranno del mar Libecchio resta[27]. Этот Либекко, которого Ариосто справедливо назвал тираном моря, зюйд-вест, беспокоил меня, хотя я ничего не говорил М. М. Я сказал ей, что мы должны пожертвовать часом удовольствия ради осторожности. Надо было уходить, потому что, если ветер усилится, будет невозможно выйти из-за укрытия. Она вняла разуму и направилась к кофру, от которого у нее тоже был ключ, чтобы достать оттуда сорок-пятьдесят цехинов. Она была приятно удивлена, увидев раза в четыре больше золота, чем там было в конце поста. Она поблагодарила меня, что я ничего ей не говорил, и сказала, что ей ничего не нужно, кроме моего сердца, спустилась в лодку и ожидала меня. Я поднялся на корму, полный одновременно храбрости и страха, и через пять минут вышел из-за укрытия берега. Но там я встретил сопротивление, превосходящее мои силы. Без этого сопротивления я мог бы догрести за десять минут. Без носового гребца мне показалось невозможным преодолеть силу ветра и течения; я греб изо всех сил, но все, чего я добивался, было лишь помешать лодке отступить назад. После получаса такого отчаянного положения я почувствовал, что выдыхаюсь и не смею ничего сказать; я не мог и подумать, чтобы отдохнуть, потому что малейший отдых сейчас же отбрасывал нас назад. М. М. хранила молчание, боясь что-либо сказать, потому что понимала, что у меня нет сил ей ответить. Я чувствовал, что мы погибаем. Вдали я увидел быстро подплывающую барку; будучи уверен, что нам помогут, я ожидал, пока она нас догонит, потому что без этого из-за ветра они меня бы не услышали. Как только я увидел их слева от меня, на расстоянии лишь двух туазов, я закричал:

– На помощь, даю два цехина.