История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

– Я не осмеливаюсь вам это говорить, потому что, возможно, ваша тетушка сочтет это дурным.

– Я не собираюсь ей докладывать; но, наверное, мое любопытство следовало бы сдерживать.

– Мадемуазель, я осознаю свою вину, но я принесу покаяние, рассказав вам все. М-м Ламбертини уложила его в постель с собой и дала ему после этого странное имя «Шесть ударов». Это все. Мне жаль, потому что до этого случая он не был распутником.

Как я мог говорить такое знатной девице, порядочной девице, для которой происходящее в доме Ламбертини было совершенно внове? Я был поражен, увидев, как ее лицо окрасилось стыдом. Я не мог этому поверить. Две минуты спустя она удивила меня совершенно неожиданным вопросом.

– Что общего, – говорит она, – между названием «Шесть ударов» и тем, что он лег спать с мадам?

– Он сделал ей шесть раз подряд то, что порядочный муж делает своей жене лишь раз в неделю.

– И вы полагаете меня достаточно тупой, чтобы я рассказывала моей тете то, что вы сейчас сказали?

– Но я еще более поражен другим.

– Я вернусь через минутку.

Проделав то, что забавная историйка вынудила ее проделать, она вошла обратно и стала позади стула тетушки, изучая фигуру героя; затем она вернулась на свое место, вся пылая.

– Чем еще другим вы поражены, что хотели мне сказать?

– Смею ли я говорить вам все?

– Вы мне столько всего сказали, что, мне кажется, остались только какие-то мелочи.

– Знайте же, что сегодня, после обеда, она его обязала проделать это в моем присутствии.

– Но если это вам не нравится, очевидно, вы ревнуете.

– Это не так. Я чувствую себя униженным из-за обстоятельства, о котором я не осмеливаюсь вам говорить.

– Мне кажется, вы насмехаетесь надо мной с этим вашим «не осмеливаюсь».

– Боже сохрани, мадемуазель. Она заставила меня убедиться, что мой друг превосходит меня на два дюйма.

– Я наоборот полагаю, что это вы выше его на два дюйма.

– Речь не идет о росте, но о другом размере, который вы можете себе вообразить и в котором мой друг истинный монстр.

– Монстр? И что же это такое? Не лучше ли не быть ни в чем монстром?

– Это правильно и справедливо; но в этой области некоторые женщины, не похожие на вас, любят монструозность.

– Я не вполне себе представляю эту область, чтобы вообразить, какова должна быть величина, которая может быть названа монструозной. Я также нахожу странным, что это может вас унизить.

– Поверите ли вы, если увидите меня?

– Увидев вас, когда я вошла сюда, я об этом не подумала. У вас вид человека весьма пропорционального; но если вы знаете, что это не так, мне вас жаль.

– Взгляните, прошу вас.

– Я полагаю, что это вы монстр, потому что вы внушаете мне страх.

Она отошла и встала позади стула своей тетушки, но я не сомневался, что она вернется, потому что явно была далеко не столь глупа и невинна. Я полагал, что она хочет играть роль, и, безотносительно того, хорошо или плохо она сыграла, я был рад тому, что она была заинтересована. Я должен был ее наказать за попытку меня обмануть, и, поскольку я находил ее очаровательной, я был рад, что мое наказание, очевидно, не сможет ей не понравиться. Мог ли я сомневаться в ее уме? Весь наш диалог поддерживался ею, и все то, что я говорил или делал, происходило в соответствии с ее очевидными устремлениями.

Четыре или пять минут спустя ее толстая тетушка, проиграв брелан, говорит племяннице, что она приносит несчастье и что она пренебрегает правилами вежливости, оставляя меня одного. Та ей ничего не возражает и возвращается с улыбкой ко мне.

– Если бы тетя знала, – говорит она, – что вы сделали, она бы не обвинила меня в невежливости.

– Если бы вы знали, как я теперь унижен! Чтобы показать вам, что я раскаиваюсь, я должен теперь уйти. Но правильно ли это истолкуют?

– Если вы уйдете, моя тетя скажет, что я глупа, что я вас утомила.

– Тогда я остаюсь. До этого случая вы не имели представления о том предмете, который я счел возможным вам показать?

– Я имела только смутное представление. Только месяц, как моя тетя забрала меня из Мелюна, где я находилась в монастыре с восьми лет, а сейчас мне семнадцать. Меня хотят уговорить принять постриг, но я не соглашаюсь.

– Вы недовольны тем, что я сделал? Если я и согрешил, это из добрых побуждений.

– Я не должна вам это позволять, это моя ошибка. Я прошу вас только быть скромным.

– Не сомневайтесь в моей скромности, потому что в противном случае я первый пострадаю.

– Вы преподали мне урок, который будет мне полезен в будущем. Но вы продолжаете. Прекратите, или я и в самом деле уйду.

– Останьтесь, это окончилось. Вы видите на этом платке действительный признак моего удовольствия.

– Что это?

– Это материя, которая, будучи помещенной в соответствующую печь, выходит оттуда через девять месяцев мальчиком или девочкой.

– Понимаю. Вы превосходный учитель. Вы рассказываете мне это с видом профессора. Должна ли я поблагодарить вас за ваше усердие?

– Нет. Вы должны меня извинить, потому что я никогда бы не сделал того, что я сделал, если бы не был влюблен в вас с первого момента, как вас увидел.

– Должна ли я принять это как признание в любви?