История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

Пообедав с княгиней Голициной, я пошел переодеться в редингот и зашел в кафе, чтобы почитать газеты. Я увидел В. Д. Р., который, направляясь сыграть партию в бильярд, сказал мне на ухо, что я мог бы заключить на него пари. Такое проявление дружбы мне понравилось. Я счел, что он в себе уверен, и поставил на него, но при трех проигранных им партиях стал заключать пари против него, не известив его об этом. Три часа спустя он кончил игру, проиграв тринадцать или четырнадцать партий, и, полагая, что я все время ставил на него, выразил мне соболезнование. Я увидел его удивление, когда продемонстрировал тринадцать – четырнадцать выигранных дукатов, слегка посмеявшись над его уверенностью в собственной игре и сказав, что выиграл их, играя против него. Весь бильярд над ним посмеялся; он не ожидал насмешек; он был весьма недоволен моими шутками, вышел в гневе, а минуту спустя я пошел к Терезе, поскольку ей обещал. Я должен был завтра уезжать в Амстердам. Она ожидала В. Д. Р., но не стала больше его ждать, когда я рассказал ей, как и почему он в гневе ушел из бильярдной. Проведя часок с Софи на руках, я покинул ее, пообещав, что увижусь с ней через три-четыре недели. Возвращаясь в одиночку к Боазу и имея под рукой шпагу, я, при ярком свете луны, был атакован В. Д. Р… Он сказал, что хотел бы убедиться, так ли остра моя шпага, как мой язык. Я тщетно пытался его успокоить разумными доводами; я медлил обнажать шпагу, хотя он держал свою в руке обнаженной, я говорил ему, что он неправ, так плохо реагируя на шутки, я просил у него прощения, предложил ему отложить свой отъезд, чтобы попросить у него прощения в кафе. Не тут то было, он хотел меня убить, и чтобы заставить меня достать свою шпагу, он ударил меня своей плашмя. Это случилось со мной впервые в жизни. Я достал, наконец, свою шпагу и, еще надеясь заставить его прислушаться к голосу разума, отбил удар и отступил. Он принял это за проявление страха и нанес мне длинный удар, который подрезал мне волосы. Он проткнул мой галстук слева, его шпага прошла дальше, четырьмя линиями правее, и он проткнул бы мне горло. Я в испуге отпрыгнул в сторону и, с намерением убить, ранил его в грудь; будучи уверен в результате, предложил ему покончить на этом. Поскольку он отвечал, что еще не мертв, и продолжал, как бешеный, меня атаковать, я тушировал его четыре раза подряд. При моем последнем ударе он отпрыгнул назад, сказав, что ему достаточно, и просил меня уйти. Я был обрадован, так как, желая обтереть свою шпагу, увидел, что ее острие лишь слегка окрашено кровью. Боаз еще не лег. Поскольку он слышал все происходящее, он посоветовал мне уезжать тотчас в Амстердам, несмотря на то, что я его заверил, что раны не смертельны. Мой экипаж был у шорника, я поехал в коляске Боаза, оставив распоряжение моему слуге выехать назавтра, чтобы доставить мне мой экипаж в Амстердам во второй отель «Библия», где я остановился. Я прибыл туда в полдень, а мой слуга – в начале ночи. Он не смог мне сказать ничего нового, но меня порадовало то, что в Амстердаме ничего не знали и восемью днями позднее. Это дело, хотя и простое, могло доставить мне много неприятностей, потому что репутация бретера совершенно не котируется среди негоциантов, с которыми я в данный момент заключал хорошие сделки.

Мой первый визит был, очевидно, к г-ну Д. О. Но, по существу, это был визит к Эстер. Разлука с ней разожгла во мне огонь. Ее отца не было; я нашел ее за столом, где она писала, развлекаясь арифметической проблемой; я для забавы нарисовал ей два магических квадрата, они ей понравились, она взамен попыталась показать мне шутки, которые я знал, но притворился пораженным. Мой добрый Гений внушил мне построить для нее кабалу. Я предложил спросить письменно что-нибудь, чего она не знала, но хотела бы узнать, заверив, что силой вычисления она получит удовлетворяющий ее ответ. Она засмеялась и спросила меня, почему я так рано вернулся в Амстердам. Я показал ей, как оформить в пирамиду числа, полученные из слов, и все прочие процедуры; затем я заставил ее саму извлечь числовой ответ, который перевел для нее во французский алфавит, и она была поражена, прочитав, что то, что заставило меня вернуться в Амстердам, была любовь. Вне себя от изумления, она заявила мне, что это удивительно, хотя ответ и содержит ложь, и она хотела бы знать, кто может научить ее такому волшебному вычислению. Я ответил, что те, кто умеют это, не могут никого этому научить.

– Как же вы сами узнали?

– Я сам научился этому из одного манускрипта, оставленного мне отцом.

– Продайте мне манускрипт.

– Я сжег его. Мне дозволено научить одного человека, но лишь когда я достигну возраста пятидесяти лет. Если я обучу его раньше этого возраста, мне грозит опасность его потерять. Элементарный дух, связанный с оракулом, удалится. Я узнал это из того же манускрипта.

– Значит, вы можете узнавать все, что есть в мире самого тайного?

– Я обладал бы этой возможностью, если бы ответы не были чаще всего темны по смыслу.