История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

Она не стала настаивать, чтобы я его принес, когда я сказал, что манускрипт на латыни; но я увидел, что убедил ее, когда стал рассказывать о чудесах Арофа и о том, что об этом говорит Бохераве.

– Ароф, – сказал я ей, – великое средство, чтобы провоцировать месячные регулы.

– И, – ответила она, – поскольку месячные регулы не могут появиться, когда женщина беременна, Ароф становится средством, чтобы произвести аборт. Сможете ли вы его изготовить?

– Это легко. Это пять ингредиентов, которые берут в виде порошка и размешивают в меду или сливочном масле. Это мазь, которая, когда касается кольца, должна привести его в любовное возбуждение.

– Нужно также, мне кажется, чтобы тот, кто его применяет, любил.

– Разумеется, по крайней мере если это не существо, которое, подобно ослу, не нуждается в любви.

Она оставалась в задумчивости добрую четверть часа. При всем ее уме, наивность ее души не позволяла ей предположить обмана. В свою очередь, удивленный тем, что, выдал ей эту сказку со всеми чертами правды без всякого предварительного замысла, я молчал.

Прервав, наконец, молчание, она сказала мне с грустным видом, что не может и думать использовать это средство, которое, впрочем, кажется ей замечательным и натуральным. Она спросила, много ли времени требует приготовление Арофа, и я ответил, что требуется только два часа, если можно достать английский шафран, который Парацельс предпочитает восточному.

Вошедшая вместе с г-ном Фарсетти ее мать прервала нашу беседу. Она просила меня остаться обедать, и я согласился, когда Мисс сказала, что также придет к столу. Она явилась туда с талией нимфы. Я не мог и подумать, что она беременна, несмотря на то, что она меня в этом убеждала. Г-н Фарсетти занял место рядом с ней, а ее мать – рядом со мной. Мисс, думая об Арофе, вздумала спросить у своего соседа, который слыл великим химиком, знает ли он о нем.

– Думаю, – ответил он, – что знаю о нем больше, чем кто-либо другой.

– Для чего он пригоден?

– Вы задаете мне слишком широкий вопрос.

– Что означает это слово Ароф?

– Это арабское слово. Об этом нужно спросить у Парацельса.

– Оно не арабское, – сказал я ему, – и ни с какого-либо другого языка. Это слово обозначает два: Аро: арома; ф: философорум (Aro: aroma; ph: philosophorum).

– Это Парацельс придал вам такой эрудиции? – возразил желчным тоном Фарсетти.

– Нет, месье, но Бохераве.

– Позвольте посмеяться, потому что Бохераве ничего не говорит об этом; но мне нравятся храбрые умы, которые его цитируют.

– Смейтесь, сколько вам угодно, но это пробный камень. Я никогда не цитирую наугад.

Говоря так, я бросаю на стол свой кошелек, полный луи. Фарсетти неприязненно говорит, что он никогда не держит пари. Мисс, смеясь, говорит, что это верный способ никогда не проигрывать. Я возвращаю кошелек в карман и, как бы по надобности, выхожу и отправляю моего лакея к м-м д’Юрфе принести том Бохераве, в котором я прочел это накануне. Я возвращаюсь к столу и развлекаю всех разными разговорами, пока не возвращается мой лакей, который приносит книгу. Я сразу нахожу место и приглашаю г-на Фарсетти убедиться, что я цитировал правильно. Вместо того, чтобы посмотреть, он встает и уходит. Мадам говорит, что он ушел, разозленный, и что он больше не вернется; Мисс предлагает пари, что он вернется завтра же, и она выигрывает. Этот человек после этого стал моим открытым врагом, и при случае это всегда доказывал.

Мы все отправились в Пасси на концерт, который давала Ла Попелиньер, и остались ужинать. Я встретил там Сильвию и ее дочь, которая на меня дулась; она была права, я не мог видеться с ней каждый день, но я не знал, что мне с этим делать. Человек, который развлекал весь стол и сам ничего не ел, был Сен-Жермен. Все, что он говорил, было фанфаронадой, но все было исполнено благородства и ума. Я за всю мою жизнь не знал более искусного и обольстительного обманщика.

Я провел весь следующий день у себя, чтобы ответить на большое количество вопросов, которые мне направила Эстер, но очень уклончиво на все, касающиеся коммерции. Помимо опасения скомпрометировать мой оракул, я дрожал, сознавая, что, вовлекая ее отца в ошибку, я могу повредить его интересам. Он был самый порядочный из всех миллионеров Голландии. Что касается Эстер, она осталась в моем уме лишь как нежное воспоминание.