История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

Она поставила мне вопрос, которым бросала вызов оракулу, и ответ на который должен был быть известен только ей одной. Здесь нельзя было положиться на удачу. Находясь в действительном затруднении, я сказал ей, что оракул может разгадать некий секрет, который ей, возможно, будет неприятно для меня открыть. Она отвечала, что ей нечего опасаться, и что я напрасно ищу отговорок. Но вот, наконец, счастливая идея, которая пришла мне на ум.

У Эстер имелась в ямочке на подбородке симпатичная родинка, очень маленькая, но заметная, окаймленная четырьмя-пятью тонкими коротенькими черными волосками. Этот маленький знак, который мы, итальянцы, называем желание , добавлял шарма ее красивому лицу. Зная, что все знаки такого рода, что виднеются у кого-то на лице, на шее или на руках, повторяются на частях тела, которые соотносятся с видимыми, я был уверен, что у Эстер должен быть знак, в точности подобный тому, что на подбородке, но в месте, которое порядочная девушка никому не показывает, и даже — такое может быть — она сама может не знать, что он у нее есть. В этой уверенности я решился удивить ее, ответив на вопрос, аналогичный этому, таким словам: «Прекрасная умница Эстер, никто не знает, что у тебя имеется знак, в точности подобный тому, что у тебя есть на кончике подбородка, в секретном месте твоего тела, предназначенном исключительно для любви». Эстер не нужен был перевод, так как она читала числа по мере того, как они выходили из-под моего пера, как будто это были буквы. Она сказала со спокойным и ясным видом, что мне не нужно знать, что означает этот ответ, и ей было бы приятно, если бы я его ей оставил.

— Охотно. Я даже обещаю вам не любопытствовать никогда по этому поводу. Мне достаточно того, что вы убедились.

— Я буду убеждена, когда увижу, что то, что содержится в ответе — правда.

— Вы полагаете, что мне неважно то, что говорит этот оракул?

— Я буду уверена, что вы забудете это, когда я сочту, что то, что он говорит, правда; но если это правда, оракул прав. Но вещь эта такая тайная, что о ней я сама не знаю. Вам не нужно ее знать. Это глупость, которая не может вас интересовать, но ее достаточно, чтобы убедить меня, что оракул наделен интеллектом, который не имеет ничего общего с вашими знаниями.

Чувство, возникшее взамен озорства, охватило меня и вызвало на глазах слезы, которые Эстер не могла воспринять иначе, чем мою к ней склонность. Слезы были вызваны раскаянием. Я любил ее, и вместе с тем обманывал; но, чувствуя свою вину, я меньше любил себя, и этим себе мстил.

Я не был, однако, уверен, что то, что мой оракул выдал Эстер, убедит ее в его божественном происхождении. Она должна была поверить в это сейчас, но могла тотчас разувериться, узнав, что соответствие между знаками на человеческом теле — вещь естественная и необходимая, и при этом исчезнет не только ее уверенность, но она сменится недоверием. Это опасение меня терзало, потому что любовь ослабевает, когда узнают, что ее объект недостоин уважения. Я мог только надеяться и продолжать. Не было уже времени отступать.

После обеда я ее покинул, чтобы нанести визит Рижербосу и поблагодарить его за то, что он для меня сделал у президента полиции. Что касается угроз Пикколомини, он посоветовал мне ходить на всякий случай с пистолетами и ничего не бояться в Голландии. Он сказал мне, что уезжает в Батавию на корабле, груженном на его деньги, и надеется поправить там свое состояние, которое пришло в расстройство, и у него остался только этот ресурс. Он предпринимает это путешествие без страховки, надеясь удвоить капитал. Если это ему не удастся, либо он потерпит кораблекрушение — в любом случае он погиб; так что он ничего не теряет. Он сказал мне это, смеясь, но так можно рассуждать, только находясь в отчаянии.