История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

– В таком случае, это я должна вас отвезти; но, дорогой друг, это должно произойти очень естественным образом. Вы проводите меня до кареты, я спрошу у вас, где ваша, и, услышав, что у вас нет кареты, я предложу вам сесть в мою, и высажу вас у вашей гостиницы. Это займет лишь пару минут, но, в ожидании лучшего, это уже кое-что.

Я ответил ей лишь глазами, потому что радость окутала мне душу. После комедии подходит лакей и говорит, что ее карета у дверей. Мы выходим, она задает мне оговоренный вопрос и, услышав, что у меня нет кареты, она поступает еще лучше: она говорит, что направляется в отель генерала узнать, как он себя чувствует, и что если я хочу, она сможет затем проводить меня в мою гостиницу.

Божественный ум! Нужно было пересечь два раза старый город, плохо мощеный. Карета была закрытая. Мы делали, что могли, но это было почти ничего. Луна светила прямо на нас, и негодяй – кучер поворачивал время от времени голову. Мне было ужасно. Часовой сказал кучеру, что генерал не доступен для посещения. Она приказала ему ехать в мою гостиницу, и теперь луна была сзади нас. Нам было чуть лучше, но все же плохо, совсем плохо. Мерзавец в жизни не ездил столь быстро. Выходя, однако, я дал ему дукат. Я отправился спать, влюбленный до смерти, и в какой-то мере более несчастный, чем накануне. М-м Х поведала мне, что, доставляя мне счастье, сама была счастлива. Я решил оставаться в Кёльне, пока генерал не уедет.

На следующий день в полдень я направился в отель генерала, чтобы оставить расписку в книге посетителей, но он принимал. Меня пригласили войти. М-м Х была там. Я поздравил генерала с тем, что он в порядке, и он ответил лишь холодным кивком. Вокруг было много офицеров, так что четыре минуты спустя я откланялся. Он сохранял домашний режим еще три дня, и м-м Х не появлялась в театре.

В последний день карнавала генерал пригласил множество народа к себе на ужин, и после ужина должны были танцевать. Я захожу, как обычно, поздороваться в ложу к м-м Х, остаюсь там наедине с ней, она спрашивает, пригласил ли меня генерал на ужин, я говорю, что нет, и она говорит непререкаемым и возмущенным тоном, что я, тем не менее, должен туда пойти.

– Вы и не думайте об этом, – говорю я нежно, – я повинуюсь вам во всем, кроме этого случая.

– Я знаю все, что вы можете мне сказать. Надо туда пойти. Я буду чувствовать себя опозоренной, если вас не будет на этом ужине. Вы не сможете дать мне большего свидетельства вашей любви и вашего уважения.

– Остановитесь. Я пойду. Но скажите, понимаете ли вы, что этим роковым приказом вы подвергаете мою жизнь опасности, потому что я не тот человек, который способен промолчать, если этот грубиян меня оскорбит.

– Я все это понимаю; я люблю вашу честь по меньшей мере так же, как вашу жизнь. Ничего с вами не будет, я отвечаю за это, я беру все на себя. Вы должны туда идти. Пообещайте мне это, потому что я так решила. Если вы не хотите туда идти, я тем более не пойду, но после этого мы больше не увидимся.

– Я пойду. Достаточно об этом.

В этот момент вошел г-н де Кастри, и я вышел. Предвидя самое свое жестокое публичное оскорбление, которое должно иметь фатальные последствия, я провел инфернальные два часа. Я настроился однако вести себя разумно. Я направился к генералу сразу после комедии; было только семь или восемь человек. Я подошел к канониссе, любящей итальянскую поэзию, и наша беседа была интересной; через полчаса зала заполнилась; последними пришли м-м Х с генералом. Будучи занятым беседой с дамой, я, естественно, не повернулся, и, соответственно, он меня не заметил. М-м Х, очень оживленная, не дала ему времени оглядеть собрание. Продолжение следовало. Четверть часа спустя канониссе объявили, что стол накрыт, она приняла мою руку, и вот, я за столом, сижу рядом с ней, и, секунду спустя, все места заняты. Однако иностранец, который, должно быть, был приглашен, остался без места. Генерал кричит, что этого не может быть, и, подождав, пока поставят еще один куверт, оглядывает гостей и, поскольку я на него не смотрю, называет меня и говорит:

– Месье, я вас не приглашал.

Я отвечаю, тоном весьма уважительным, но твердым:

– Это правда, мой генерал, но, будучи уверен, что это произошло только вследствие забывчивости, я, тем не менее, явился засвидетельствовать свое уважение Вашему Превосходительству.

После этого ответа я продолжаю свою беседу с канониссой, ни на кого не глядя. Разговор за столом продолжился лишь после трех-четырех минут всеобщего молчания. Канонисса высказала приятную мысль, которую я поддержал, переадресовав мимоходом другим сотрапезникам, и стол внезапно оживился.