История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Идея прославиться в области астрологии в моем веке, когда разум настолько ее обесславил, наполнила меня радостью. Я наслаждался, видя себя востребованным монархами и ставшим недосягаемым в старости. Если бы Роман разродилась дочерью, я бы, тем не менее, смеялся. Мой гороскоп должен был быть известен только ей и ее семье, которые должны были весьма заботиться о сохранении его в секрете. Закончив, я прочел и перечел мой шедевр, очень хорошо пообедал со своими тремя девицами, не желая выходить из постели. Будучи равным образом любезным с каждой из них, я старался им понравиться; впрочем, я нуждался в передышке. Я был уверен, что они должны быть в равной степени довольны и лишены ревности, потому что каждая должна была полагать себя фавориткой.

На следующий день в девять часов я увидел Валенглара, который сказал, что никто не считает меня влюбленным в Роман, но в трех девушек консьержа. Он спросил меня, может ли он описать все м-м д'Юрфэ, и я ответил, что он мне этим доставит удовольствие.

Тетя и племянница пришли вместе с г-ном Морэн в полдень, и мы провели час перед обедом, читая гороскоп. Мне трудно описать удивление всех четверых. Роман, очень серьезная, слушала и не знала, что сказать. Г-н Морэн поглядывал на меня время от времени и, видя серьезным, не решался смеяться. Валенглар изображал на своей физиономии фанатизм; и, наконец, – м-м Морэн, которая в конце чтения принялась рассуждать. Не допуская до себя удивление этим предсказанием, она нашла, что ее племянница имеет больше прав, чем Ментенон, стать женой или любовницей короля.

– Это, – говорила она, никогда бы не произошло, если бы она не явилась во Францию, покинув Америку[4], и если моя племянница не поедет в Париж; гороскоп нельзя будет изобличить во лжи. Речь идет о том, чтобы туда отправиться; но как это сделать? Этот вояж граничит с невозможностью. Предсказание о рождении мальчика вполне божественное, и я тут ничего не понимаю; но она имеет больше шансов стать близкой королю, чем Ментенон; моя племянница молода и умна, та, другая – в своем закате, и у нее были галантные приключения. Но это путешествие нереально.

Валенглар сказал с серьезным видом, что это путешествие получится, потому что судьба должна свершиться, а г-н Морэн сказал, что «Astra influant non cogunt»[5]. Мадемуазель была поражена, и я оставил их за обсуждением. Мы сели за стол.

Мы вернулись к обсуждению за десертом.

– Согласно гороскопу, – снова начала м-м Морэн, – король должен влюбиться в мою племянницу на ее восемнадцатом году: ей сейчас восемнадцать. Что делать? Откуда взять сотню луи, по меньшей мере, которые нужны, для этого путешествия? И, прибыв в Париж, она, что, пойдет к королю и скажет: «Вот она, я, сир»? И с кем она поедет? Не со мной же.

– С моей тетей Роман, говорит мадемуазель, краснея до ушей от бестактного смеха, который никто не мог сдержать.

– Между тем, – подхватила м-м Морэн, – это может произойти очень естественно, потому что м-м Варнье, которая живет на улице Ришелье, над кафе де Фуа, – твоя тетя. Она имеет хороший дом и знает весь Париж.

– Видите, – говорит Валенглар, – эти пути судьбы? Вы говорите о сотне луи. Вам нужно только двенадцать, чтобы отправиться нанести визит м-м Варнье, которая поселит мадемуазель; и когда она будет там, предоставьте остальное судьбе.

– Если вы отправитесь в Париж, – говорю я Роман, – не следует говорить о гороскопе ни вашей здешней тете, ни м-м Варнье.

– Я не буду ни с кем говорить, но поверьте мне, все это лишь красивая мечта. Я никогда не увижу Парижа, и еще менее того, Луи XV.

– Подождите секундочку.

Я беру сверток, где у меня спрятаны пятьдесят дублонов да охо, что составляет более ста пятидесяти луи, и передаю его Роман, говоря ей, что это конфеты. Она находит сверток слишком тяжелым, разворачивает и видит пятьдесят прекрасных медалей, в которых не признает монеты. Валенглар говорит ей, что они из золота, и м-м Морэн добавляет, что ювелир ей даст за них сто пятьдесят луи. Я прошу ее их сохранить и сделать мне вексель на эту сумму, имеющий хождение в Париже, когда она будет богата. Она возвращает мне сверток, заверяя в своей благодарности. Я был уверен в том, что она от него откажется, но был восхищен силой, с которой она удерживала слезы, сохраняя при этом улыбку на лице.

Мы направились в сад, где обсуждение гороскопа между м-м Морэн и Валенгларом возобновилось, а я от них отделился, увлекая мадемуазель за руку.

– Скажите мне, прошу вас, – говорит мне она, – не является ли все это дурачеством.

– Это серьезно, но все зависит от одного «если»: если вы не поедете в Париж, все это окажется впустую.

– Вы должны этому верить, так как без этого вы не захотели бы дать мне пятьдесят медалей.

– Не думайте об этом. Возьмите их сейчас же под секретом.

– Я вас благодарю, но почему вы хотите дать мне столь громадную сумму?

– В надежде, что вы почувствуете ко мне любовь.