История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

После этого краткого вразумления, которое показалось мне и мудрым и скромным, Вероника повернулась ко мне спиной, и я поступил так же. Мне было ясно, что я могу надеяться только на сон, и я решился на это, но впустую. Та же природа, которая лишила меня возможности работать, отринула от меня сон. Мои воспаленные нервы не хотели расслабиться; забытье, которого я желал, им не было необходимо, и им совсем не нравилась идея, что их согласие имеет что-то общее с тем, что мне необходимо, чтобы быть в состоянии удовлетворить мои любовные порывы. Мои пламенные чувства желали, наоборот, бодрствовать, чтобы быть свидетелями моего наслаждения, и, далекие от того, чтобы, вопреки мне, забыться сном, они должны были мне этого желать и имели право сетовать, что, вопреки здравому смыслу, я пытался притушить силу, необходимую для того, чтобы удовлетворить требования Амура, чье действие и божественная радость есть именно то, что их более всего затрагивает, и в чем они участвуют, ведь любовные чары никогда не могут скрыться, если они уже присутствуют. Именно поэтому в горячке и в невозможности заснуть я пытался утешиться, предаваясь физико-метафизическому анализу моих чувств, чтобы иметь полное основание жаловаться только на себя. В заключение, я был удовлетворен. Удовлетворен тем, что счел себя дееспособным! Странное удовлетворение; но единственно пригодное, чтобы философ, удрученный несчастьем, почувствовал себя счастливым. Человек, будучи неправым, обретает великую победу, если, осознав себя виновным, признается сам себе в этом. Это единственное счастье, которое я ощущаю сегодня, когда беседую сам с собой. Во всю мою жизнь все несчастья, что случались со мной, происходили только из-за моих ошибок, и я приписываю случайному сочетанию обстоятельств почти все удачи, что со мной случались; по правде говоря, это немного несправедливо и оскорбительно. Но таков человек. Я буду безумен, если в разговорах с самим собой сочту себя несчастным не из-за моих собственных ошибок, потому что я не буду знать, где искать их причины, по крайней мере если я не считаю себя глупцом. Я знаю, что я не глупец. Глупец – тот, другой, глупый мой сосед, которому нравится меня убеждать, что глупцы рассуждают лучше, чем мы. «Я соглашусь с вами, – скажу я ему, – что они рассуждают лучше, чем вы, но не лучше, чем я». Этот ответ доставит мне врага, хотя и содержит половину его утверждения.

Вероника провела три часа в объятиях сна и была удивлена, когда я сказал ей, что нисколько не отдыхал. Она нашла меня в таком же ничтожном состоянии, как и оставила, и я, в конце концов, обеспокоил ее, когда захотел, может быть чересчур горячо, убедить ее в том, что это несчастье происходит не из-за моей дурной воли. стараясь приписать его себе самой, и в то же время огорченная мыслью, что такое может быть, она стала пытаться разрушить то очарование, которое сделало меня неспособным. Для достижения своей цели, она использовала средства, которые я считал непобедимыми, и я напрасно пытался ей воспрепятствовать, но все было впустую. Мое отчаяние сравнялось с ее собственным, когда я понял, что надо прекращать игру, обескураженный, униженный и раздосадованный почти до слез. Она покинула меня, ничего не говоря, и оставила в печальной необходимости провести в одиночестве два или три часа, что оставались до возвращения Авроры. Багаж мой был собран. Бессонница меня не покидала.

На рассвете Коста пришел сказать, что ветер сильный и противный, и что фелука не сможет его преодолеть.

– Мы отправимся, как только позволит погода, ответил я.

После чего я поднялся, зажег огонь и сел писать.

Два или три часа спустя мне захотелось спать, я лек в кровать и проспал восемь часов. По своем пробуждении я почувствовал себя спокойным, но без всякого желания смеяться. Обе сестры обрадовались этому, и я думал, что замечу в Веронике некий упрек, и она имела к этому основание. Я чувствовал за собой вину, что не остался. Перед тем, как сесть за стол, я сделал ей подарок в сотню цехинови так же поступил с Аннет, которая этого не ожидала, так как думала, что получила достаточно.

Ближе к полуночи хозяин фелуки пришел сказать, что погода хорошая, и я с ними попрощался. Я увидел, что Вероника плачет, но я знал, почему. Я отплыл на Леричи со своими двумя слугами и причалил туда на следующий день, сразу наняв почтовых лошадей, чтобы направиться в Ливорно. Но вот маленькое поучительное событие, вполне подходящее к серьезности моей истории и не очень достойное быть сообщенным читателю, который ее с удовольствием читает.

Глава VII

Ловкое мошенничество. Происшествие в Ливорно. Пиза и Корилья. Мое мнение о косоглазии. Флоренция. Я встречаю Терезу. Мой сын. Ла Корличелли.

Видя, что я внимательно разглядываю четырех лошадей, которых мне запрягают, ко мне подошел человек, на лицо которого я не обратил внимания, и спросил, хочу ли я оплатить проезд вперед или на станции.