История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

Собираясь спуститься, чтобы уехать, и видя всю семью готовой меня провожать до моего экипажа, но не видя там Клементины, я сделал вид, что кое-что забыл, и пошел, чтобы сказать ей последнее «Прости». Я нашел ее утопающей в слезах, с опухшим горлом, не в состоянии вымолвить хоть слово. Мешая свои слезы с ее, я принял дрожащими губами последний поцелуй и оставил ее там. Поблагодарив и расцеловав всю компанию, я уехал вместе со своим дорогим графом, и менее чем через три часа, во сне, мы прибыли к нему в Милан, где встретили с графиней, которая нас не ожидала, маркиза Трюльци. Рассмеявшись от всего сердца, любезный человек отправил слугу за обедом на четырех. Они заверили нас, что мы в Милане, и графиня посетовала, что мы ее не известили, но маркиз ее утихомирил, сказав, что тогда она должна была бы дать обед.

Я сказал им, что отправляюсь в Геную на четвертый день, и, к моему несчастью, маркиз Трюльци пообещал мне письмо к м-м Изолабелла, знаменитой кокетке, а графиня обязалась дать одно к епископу Тортоны, своему родственнику.

Я приехал в Милан во-время, чтобы пожелать доброго пути моей дорогой Терезе, которая направлялась в Палермо. Я поговорил с ней относительно нашего сына дона Цезарино, стараясь убедить ее поспособствовать его склонности. Она ответила, что оставляет его в Милане. Что она знает, откуда проистекает его страсть, и что она никогда не согласится с ней. Она сказала мне, что надеется найти его изменившимся к ее возвращению; однако он не изменился. Читатель узнает новости о нем через пятнадцать лет.

Я урегулировал свои расчеты с Греппи, который дал мне обменные письма на Марсель и кредитное письмо на десять тысяч цехинов на Геную, где я не думал, что мне понадобится много денег. Несмотря на мое счастье в игре, я покидал Милан с тысячей цехинов убытку. У меня были чрезмерные траты.

Я проводил все послеобеденное время с г-ном К., как с одним, так и вместе с его сестрой. Поскольку у меня перед глазами постоянно находился образ Клементины, она показалась мне иной.

Не имея никакого основания делать тайну от графа А. Б. о девице, которую я вез с собой, я направил Клермона забрать ее маленький чемодан, оплатив Зенобии все расходы, что она понесла на нее, и она явилась ко мне в день моего отъезда, очень просто одетая, в восемь часов утра.

Поцеловав руку графине, которая посягала на мою жизнь, и поблагодарив моего дорогого графа, я выехал из Милана 20 марта 1763 года, и я больше туда не возвращался.

Мадемуазель, которую, из уважения к ней и к ее фамилии я буду называть Крозэн, была очаровательна и обладала благородной внешностью, и, кроме того, сдержанным поведением, которое говорило о ее хорошем воспитании. Имея ее рядом с собой, я поздравлял себя с тем, что не ощущаю опасности влюбиться; но я ошибался. Я сказал Клермону, что хочу объявить ее своей племянницей, и приказал ему обращаться с ней со всем уважением.

Поскольку я с ней еще подробно не разговаривал, моей первой заботой было проверить ее ум и, хотя в мои намерения и не входило закрутить с нею любовь, внушить ей чувство дружбы и доверия. Рана, которую оставила в моем сердце Клементина, не могла зарубцеваться. Я поздравлял себя, что оказался в состоянии оставить ее в недрах ее семьи, без особого беспокойства, и особенно, что оставил ее без сожаления. Я заранее радовался своему прекрасному поступку, и вполне напрасно считал, что способен жить с очень хорошенькой девицей, не имея другого интереса, кроме героического — гарантировать ее от бесчестья, которому она могла подвергнуться, если бы должна была проделать этот путь в одиночку. Она это чувствовала.

— Кроме того, — сказала она мне, — я уверена, что г-н де ла Круа меня бы никогда не покинул, если бы не встретил вас в Милане.

— Я вами любуюсь. Поверьте мне, он действовал здесь подло, потому что, несмотря на все ваши достоинства, он не мог рассчитывать на меня с такой уверенностью. Не скажу вам, что он пренебрег вами, так как он, возможно, находился в отчаянии, но вы должны быть уверены, что он больше вас не любит.

— Я уверена в обратном. Видя себя оставшимся без средств, он должен был оставить меня, либо застрелиться.

— Ни то и ни другое. Он должен был продать все, что у вас есть, и переправить вас в Марсель. Находясь в Генуе, можно переехать в Марсель за очень небольшие деньги. Ла Круа рассчитал на интерес, который вызывает ваше красивое лицо, и он хорошо посчитал, но вы понимаете, с каким риском. Когда любят, поверьте мне, не могут на это пойти. Позвольте вас заверить, что если бы вы меня не поразили, я бы проявил к вам лишь весьма слабый интерес. Но я делаю ошибку, осуждая ла Круа, потому что вижу с очевидностью, что вы еще в него влюблены.

— Это правда; мне его жалко, но я жалею только о своей жестокой судьбе. Я больше его не увижу; но я больше никого не люблю. Я уйду в монастырь. У меня есть отец, у которого превосходное сердце; он меня простит. Я жертва любви; моя воля более не свободна. Когда я думаю об этом, я считаю, что не могу раскаиваться.

— Вы пошли бы из Милана с ним даже пешком, если бы он сказал?