— Идите один сегодня перед полуднем на площадь… в такой-то дом, поднимитесь на второй этаж и позвоните в дверь слева. Скажите персоне, что откроет, что хотели бы поговорить с мадам… Вас отведут в ее комнату; я уверен, что у вас не спросят ваше имя. Когда вы окажетесь с этой женщиной, мягко попросите ее вас выслушать и соблюсти тайну относительно того, что вы ей доверите. Говоря так, укрепите ее доверие, опустив в ее руку один-два цехина. Она бедна, и я уверен, что этот великодушный поступок сразу настроит ее к вам по-дружески. Она закроет дверь и, естественно, скажет вам говорить. Вы скажете ей серьезно, что не выйдите из ее комнаты, пока она не передаст вам маленькую бутылочку, которую должна была у нее оставить вчера в начале ночи служанка, вместе с запиской. Будьте тверды, если она будет сопротивляться, не шумите, не позволяйте ей выйти из комнаты, помешайте ей кого-нибудь позвать, и, наконец, закончите ее убеждать, сказав, что готовы дать ей вдвое больше того, что она потеряет, отдав вам бутылочку и все то, что к ней прилагается. Запомните хорошенько. Все то, что к ней прилагается. Она сделает, как вы хотите. Сумма, в которую это вам обойдется, невелика, но, тем не менее, ваша жизнь должна быть вам дороже всего золота Перу. Я не могу сказать вам больше. Перед тем, как мне уйти, скажите, могу ли я надеяться, что вы пойдете?
— Я последую внушению того же ангела, что вас послал сюда.
После его ухода, у меня не было желания смеяться. Разум говорил мне пренебречь всеми этими детскими сказками, и, разумеется, никуда не ходить, но присущее мне в глубине души суеверие помешало прислушаться к голосу разума. Добавим к этому, что капуцин мне понравился. У него был вид честный и порядочный. Он убедил меня, и мне показалось глупо поступить против предчувствия. Я вдруг решился, взял маленькую бумажку, на которой написал имена, что он мне назвал, положил в карман верные пистолеты и отправился в то место, сказав Клермону идти меня ждать на той площади, куда я направился. На всякий случай.
Все произошло, как мне описал капуцин. Некрасивая старая женщина приободрилась при виде двух цехинов и заперла свою дверь на задвижку. Она сказала мне, смеясь, что знает, что я влюблен, и что это моя ошибка, если я не счастлив. Но она даст мне средство. При этих словах я понял, что нахожусь у колдуньи. Бонтам в Париже говорила со мной в том же стиле. Но когда я сказал, что не выйду из ее комнаты без бутылочки и всего, что к ней относится, ее физиономия стала ужасной, и она задрожала, когда я помешал ей встать, держа в руке ножик. Когда, наконец, я сказал ей, что дам ей вдвое больше денег, чем она потеряет, отдав мне то, что я хочу, я увидел, что она успокоилась. Она сказала, что теряет шесть цехинов, но что я охотно заплачу ей двенадцать, когда все увижу, так как сейчас она узнала, кто я такой. Я спросил у нее, кто я, и она удивила меня, назвав мое имя. Я счел своим долгом достать из кошелька двенадцать цехинов, и старуха, увидев их, смягчилась и прослезилась. Она заверила меня, что не собиралась меня умертвить, но сделать влюбленным и несчастным.
— Объясните мне это.
— Идите за мной.
Я, удивленный, вхожу с ней в кабинет, где вижу тысячу вещей непонятного вида и назначения. Склянки, камни, металлы, минералы, маленькие и большие инструменты, клещи, печи, куски угля, бесформенные статуи и бог знает что еще.
— Вот, — говорит она, — ваша бутылочка.
— Что там внутри?
— Ваша кровь, смешанная с кровью графини, как вы можете прочитать на этом листочке.
В этот момент я понял, откуда все исходит, и сегодня я удивляюсь, что не разразился тогда громким смехом. Вместо смеха, мои волосы встали дыбом и я почувствовал, что меня прошиб холодный пот.
— Что вы собирались делать с этой кровью?
— Я навела бы на вас порчу.
— Что вы называете навести порчу? Как? Я вас не понимаю.
— Вы сейчас увидите.
Я был в растерянности; но сцена мгновенно переменилась. Ведьма открыла коробку в локоть длиной, и я увидел статую из воска, лежащую на спине и обнаженную; я прочел на ней мое имя и, хотя и плохо выполненные, я узнал мои черты и увидел на перевязи на шее статуи мой крест. Симулякр напоминал чудовищный Приап теми частями, что характеризуют это божество. При этом слишком комическом виде меня одолел глупый смех, и я прыгнул в кресло, задержав дыхание.
— Вы смеетесь? — говорит колдунья. Горе вам, если я смочу вас этими кровями, согласно моей науке! Еще большее горе, если я затем предам огню ваш портрет, что вы здесь видите.
— Это все?
— Да. Все это мое, вот ваши двенадцать дукатов. Разожгите мне теперь огонь, так как я хочу расплавить статую, а относительно этой крови, позвольте, я ее выброшу в окно.