Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8 полностью

Что ответить? Она права, хотя и ошибается; но то, что ее заставляет ошибаться, это – любовь; моя не использует силу, равную той, что мешает ей предвидеть. Я рассуждаю правильней лишь оттого, что меньше люблю. Мужчина, убежденный в том, что любит, находясь в объятиях возлюбленной, может отвечать на такое лишь поцелуями и слезами.

– Увези меня с собой, – говорит она, – я готова. Я буду счастлива. Ты должен, если ты меня любишь, думать лишь о своем собственном счастье. Будем счастливы вместе, дорогой друг.

– Я не могу опозорить твою семью.

– Ты считаешь меня недостойной стать твоей женой?

– Ты достойна монарха. Это я недостоин владеть такой девушкой, как ты. Знай, что у меня во всем мире нет ничего, кроме фортуны, которая может покинуть меня хоть завтра. Будучи один, я не боюсь ее поворотов, но я убью себя, если увижу тебя участницей моих несчастий.

– Почему мне кажется, что ты никогда не можешь стать несчастным, и почему я чувствую, что ты можешь быть счастлив только со мной? Твоя любовь не похожа на мою, если ты не оказываешь ей доверия, такого же, как я.

– У меня больше, чем у тебя, жестокого опыта, который, заставляя дрожать перед будущим, тревожит любовь. Любовь очарованная уступает в силе разуму.

– Жестокий разум! Значит, мы должны расписаться в расставании?

– Мое сердце останется с тобой; я уезжаю, обожая тебя, и если фортуна будет благоприятна мне в Англии, ты увидишь меня здесь в следующем году. Я куплю землю, где ты захочешь, и подарю ее тебе, уверенный, что ты принесешь мне ее в приданое, и наши дети украсят наше счастье.

– Ах! Замечательное будущее. Это мечта. Почему я не могу уснуть и проспать до самой смерти! Но что мне делать, если ты оставил меня беременной?

– Ах, моя божественная Геба! Этого не будет. Разве ты не поняла, что я обращался с тобой бережно?

– Бережно? Я ничего этого не знаю, но я догадываюсь. Я знаю, что ты меня бережешь. Увы! Ты не рожден, чтобы причинить мне горе. Нет. Никогда я не буду раскаиваться, что предалась любви в твоих объятиях. Вся здешняя семья говорит, что ты счастливец, и что ты достоин им быть. Какие хвалы! Дорогой друг, ты не поверишь, как бьется от радости мое сердце, когда я слышу, как говорят такое в твое отсутствие. Когда мне говорят, что я тебя люблю, я отвечаю, что обожаю тебя, и ты знаешь, что я не лгу.

Такими диалогами мы заполняли интервалы между нашими любовными объятиями в течение пяти или шести последних ночей, что мы провели вместе. Ее сестра, лежащая возле нас, спала, или притворялась спящей. Когда я уходил к себе, я ложился спать, вставал поздно, затем проводил весь день с нею одной или в семейном кругу.

Какая жизнь! Возможно ли, чтобы мужчина, хозяин самому себе, мог бы решиться ее покинуть? Благодаря везению я выигрывал у каноника деньги, которые позволял выигрывать у себя остальной семье, за чьей игрой я совершенно не следил. Одна Клементина не желала пользоваться моей невнимательностью; но два последних дня я заставил ее принять на себя половину моего банка, и, поскольку канонику, как всегда не везло, она выиграла сотню цехинов. Этот бравый монах потерял тысячу цехинов, из которых семь сотен остались в доме.

Последняя ночь, которую я провел всю с моим ангелом, была очень грустной; мы бы умерли от страдания, если бы не любовь, которая приходила время от времени нам на помощь.

Когда мы появились в семье, в последние полчаса, чтобы вместе позавтракать, у нас был, у Клементины и у меня, вид, как будто мы при смерти, но к нам проявили уважение. Я был невесел, и у меня не спрашивали о причине. Я обещал им дать о себе знать и возвратиться к ним в будущем году; и я им писал, но прекратил писать, когда несчастья, что навалились на меня в Лондоне, заставили меня потерять надежду их снова увидеть. Я их больше не увидел, но я не смог никогда забыть Клементину. Шесть лет спустя, при моем возвращении из Испании, я узнал, и я заплакал от удовольствия, что она живет счастливо, маркизой де… в городе …, замужем уже три года и матерью двух детей, мальчиков, из которых младший, которому сейчас двадцать семь лет, теперь капитан в австрийской армии. Как я был бы рад его увидеть! Когда я узнал, по возвращении из Испании, о прекрасном положении Клементины, я был несчастен. Я отправлялся искать счастья в Ливорно, после того, как пересек Ломбардию. Я оказался в четырех милях от места, где она могла находиться вместе с мужем, но у меня не хватило смелости отправиться ее повидать. Возможно, я хорошо сделал.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Жака Казановы

История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление. Отчаяние убивает, молитва заставляет отчаяние исчезнуть; и затем человек вверяет себя провидению и действует…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры. Этот круг, который я называл максимус, был в диаметре три фута. Я сделал что-то вроде жезла из древесины оливы, которую мне достал Джордже Франсиа. Итак, имея все необходимое, я предупредил Жавотту, что в полночь, выйдя из круга, она должна приготовиться ко всему. Ей не терпелось оказать мне эти знаки повиновения, но я и не считал, что должен торопиться…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично. Скандал достиг такой степени, что мудрое правительство было вынуждено приказать молодому человеку отправиться жить куда-то в другое место…»

Джакомо Казанова , Джованни Джакомо Казанова

Биографии и Мемуары / Средневековая классическая проза / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное