Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8 полностью

В полдень он принес мне домино, которое я сразу спрятал, и мы пообедали с графиней, выражение лица и тон которой меня удивили. Ее вид, безмятежный, расслабленный и спокойный, добавил ей в моих глазах красоты. Я почувствовал отчаяние, что столь ужасно с ней обошелся. Ее бесчувственность мне показалась непостижимой, застала меня врасплох; я решил, что она, должно быть, спала в те моменты, когда я над ней столь жестоко надругался. Когда ее муж оставил нас наедине, я сказал ей, что чувствую себя монстром, которого она должна ненавидеть. Она ответила, что чувствует себя вполне обязанной по отношению ко мне, и что она не знает, почему я могу считать, что поступил с ней плохо, и почему называю себя монстром. Я попросил у нее руку, но она отдернула ее, подарив мне весьма нежный поцелуй. Раскаяние мне терзало душу.

Запечатав все мои письма, я замаскировался и отправился на бал, не беря с собой ничего, что могло бы позволить меня узнать. Я взял с собой часы и две табакерки, которых никто у меня не видел, и сменил даже свои кошельки, в которых носил деньги. Я отправился и сел к банку Каркано и, чтобы оставаться неузнанным, играл совершенно другим манером. В одном кошельке у меня было сто испанских квадруплей, что составляет семьсот цехинов, а в другом триста венецианских цехинов. Это было золото, полученное мной от Греппи. Я начал с того, что выложил перед собой сотню квадруплей.

Менее чем в час я потерял все мое золото. Я поднялся, и все, полагая, что я собираюсь уйти, расступились, давая мне дорогу, когда я достал из кармана кошелек, где у меня были триста венецианских цехинов. Не желая больше садиться, я положил сотню на карту, которую получил второй, с пароли, и это была семерка, и она выиграла, и банкёр, с очень довольным видом, вернул мне все мои сто дублонов да охо. Затем я снова сел рядом с ним, снова начал играть, и Каркано казался этим очень доволен. Он меня изучал. У меня была табакерка, которую дал мне Кёльнский Выборщик, в которой был портрет в медальоне. Банкёр жестом попросил у меня позволения взять понюшку табаку, и все, окружающие банк, рассмотрели портрет. Я слышу голос женщины, говорящей:

– Это покойный Кёльнский Выборщик, в облачении Великого магистра тевтонского ордена.

Мне возвращают мою табакерку. Я играю новым методом. Одна карта на пятьдесят цехинов пароли, и пэ пароли. За час до рассвета банк лопнул. Каркано мне вежливо сказал, что если я хочу оставить там все это золото, он его пересчитает и даст мне вексель на предъявителя, по которому кассир выдаст мне всю сумму, и я согласился с ним, добавив туда мои сто квадруплей. Подвели баланс. Взвесили золото и нашли добрых тридцать четыре фунта, что составило две тысячи восемьсот пятьдесят шесть цехинов. Каркано подписал вексель, и я медленным шагом отправился на бал.

Барбаро, который, обладая талантом всех венецианцев, меня узнал, подошел и сделал мне комплимент; но, видя, что я не отвечаю, меня покинул. Женщина в маске, в восточном колпаке, покрытом прекрасными бриллиантами, с богатым поясом под грудью, подчеркивающим ее красоту, сказала мне фальцетом, что хочет танцевать со мной контрданс. Я согласился. Она сняла перчатки, я увидел алебастровые руки и ощутил их нежность. Я напрасно пытался догадаться, кто это. После контрданса, который заставил меня вспотеть, она сказала, что я могу пойти привести себя в порядок в ее ложе; я прошел туда и, видя банкира Греппи, уверился, что танцевал с Терезой, которая, сняв маску, поздравила меня с победой. Она сказала, что если бы не увидела мою табакерку, она бы меня не узнала, но разоблачила меня только пред другом, который здесь находится. Несмотря на это, она заверила, что меня узнали и другие. Я отдал г-ну Греппи вексель на предъявителя, и он сразу выдал мне квитанцию. Она пригласила его ужинать вместе со мной у нее на завтра, сказав, что нас будет четверо; Греппи заинтересовался этим четвертым, но я-нет. Я был уверен, что встречу там моего дорогого Цезарино.

Я снова спустился на бал, где две женские маски атаковали меня справа и слева, сказав фальцетом, что мессер Гранде ожидает меня снаружи. Они спросили у меня табаку; я дал им из своей табакерки, в которой под секретным замком была скандальная миниатюра. Я имел наглость ее им открыть, и одна из них, рассмотрев ее, вернула мне табакерку, сказав, что из-за моего бесстыдства я никогда не узнаю, кто они; после этих слов они меня оставили. Раздосадованный тем, что им не понравился, я последовал за ними и, увидев Барбаро, который всех знал, указал ему на них, и он сказал, что это юные маркизы К. и Ф. Я обрадовался и пообещал ему пойти к ним послезавтра. Он сказал мне, что весь бал меня знает, и что банк продолжается, так что я должен оставить свои предосторожности.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Жака Казановы

История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление. Отчаяние убивает, молитва заставляет отчаяние исчезнуть; и затем человек вверяет себя провидению и действует…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры. Этот круг, который я называл максимус, был в диаметре три фута. Я сделал что-то вроде жезла из древесины оливы, которую мне достал Джордже Франсиа. Итак, имея все необходимое, я предупредил Жавотту, что в полночь, выйдя из круга, она должна приготовиться ко всему. Ей не терпелось оказать мне эти знаки повиновения, но я и не считал, что должен торопиться…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично. Скандал достиг такой степени, что мудрое правительство было вынуждено приказать молодому человеку отправиться жить куда-то в другое место…»

Джакомо Казанова , Джованни Джакомо Казанова

Биографии и Мемуары / Средневековая классическая проза / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное