История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Дорогой я ничего ему не рассказываю. Зайдя к себе, я нахожу единственную новость — записку от Гудара, которую кладу в карман. Был час пополуночи. Нам подают ужинать, и Эгард поражен, видя, как я ем с волчьим аппетитом. Он смеется и поздравляет меня. Хорошо поужинав, он идет ложиться, и я делаю то же. Я сплю очень глубоко до полудня, я иду завтракать в его комнату и затем рассказываю ему во всех подробностях всю ужасную историю, которая привела бы меня к смерти, если бы я не встретил его посреди Вестминстерского моста, и он бы не угадал мое ужасное намерение по моему растерянному лицу. В конце истории я беру его за руку, открываю ему мой секретер, даю ему прочесть мое завещание и, достав свой кошелек, отсчитываю ему пять или шесть гиней, что я ему должен. После этого я распечатываю записку Гудара, в которой сказано:

«Я уверен, что девица, о которой идет речь, далека от того, чтобы быть умирающей, и направилась в Ренала вместе с милордом Гросвенор».

Эгард, молодой, но очень сообразительный, — вне себя. Поняв, что он спас мне жизнь, он поздравляет себя, и мы обнимаемся. Характер юной Шарпийон и вероломство ее матери кажутся ему невероятными, а относительно обменных писем, о которых я сожалею, потому что, имея их, я мог бы немного отомстить, посадив мать и теток в тюрьму, он сказал, что я могу, тем не менее, их арестовать, чтобы заставить вернуть их мне, тем более, что я сохранил письмо матери, которое признает долг и подтверждает, что письма я дал ее дочери только на сохранение. Я тут же решаю приказать их арестовать, но не говорю ему ничего. Проведя весь день со мной, он оставил меня, чтобы пойти ужинать со своей любовницей. Я поклялся ему в вечной дружбе, и я обязан ему ею. Читатель сейчас увидит, какое покаяние должен был принести этот добрый мальчик, чтобы мне послужить.

Назавтра, вполне окрепший, веселый, как человек, одержавший только что великую победу, я иду к прокурору, который послужил мне против графа Шверина, и он, выслушав дело, говорит, что я прав, и что мое право потребовать арестовать мошенниц несомненно. Я направляюсь сразу в Хайборн, где приношу присягу и получаю билль на арест матери и двух теток. Тот же человек, что арестовывал Шверина, без затруднений готов служить мне, чтобы арестовать этих баб. Но он их не знает, и ему нужно их опознать. Он уверен, что сможет войти к ним и их захватить, но он должен быть также уверен, что те, кого он арестует, будут именно те, кто поименован в ордере.

— Там может быть с ними несколько других женщин, — говорит он мне.

Поскольку его замечание правильное и нет никого, кто мог бы взять на себя это поручение, поскольку Годар ни за что не хочет в это ввязываться, я решаюсь сам отвести человека в дом в час, когда я буду уверен, что все мошенницы будут вместе в гостиной. Я сказал ему быть в восемь часов на улице Данмарк, имея в своем распоряжении фиакр, и войти, как только он заставит открыть дверь. Я заверил его, что зайду в тот же момент и что я опознаю их ему сам; и дело было таким образом исполнено. Он вошел в гостиную с одним из своих сбиров, в сопровождении меня. Я указал ему сразу на мать и двух теток, затем я удрал, так как появилась Шарпийон, одетая в траур, спиной вперед, по которой я лишь скользнул взглядом, и меня напугала. Я полагал и чувствовал себя победителем, но рана еще была свежа, я не знал, что будет, если в этот момент она додумается броситься мне на шею и попросить у меня милости для своей матери и своих теток. Как только я увидел их, тронутых могущественным жезлом правосудия, я ушел, вкушая радость отмщения, почти уверенный, что они не найдут залога; их коты были там, окаменевшие.

Удовольствие мести велико, и счастливы те, кто его вкусит; но не таковы они, когда его желают. Человек счастливый невозмутим и не знает ненависти, не думает о мести. Озлобление, с которым я заставил арестовать этих трех женщин, и страх, с которым я вышел из их дома, как только увидел их дочь, показывают, что я еще не был свободен. Чтобы им стать, мне нужно было забыть ее.

На следующее утро пришел ко мне Гудар, очень веселый, с признаками довольства на лице. Он сказал, что то, что я набрался храбрости сделать, говорит, что либо я излечился от моей страсти, либо, что я влюблен, как никогда. Он пришел от Шарпийон, где застал только бабушку, в унынии, которая советовалась с адвокатом.

Он сказал мне, что пришел к женщинам как раз тогда, когда я оттуда вышел, и оставался там до момента, когда они должны были решиться позволить отвести себя к держателю моего билля. Они не хотели туда идти; они настаивали, что следует ждать до следующего дня, когда они были уверены, что найдут залоги, и их два молодчика достали шпаги, чтобы защитить их от этого человека, используя силу; но бравый сбир их разоружил и понес их шпаги вместе с собой и с тремя пленницами. Молодая девушка хотела идти с ними, чтобы составить им компанию; но она их оставила, чтобы сделать все возможное, чтобы избавить их от тюрьмы. В ожидании человек оставил их под стражей у себя.