Он продолжал, таким образом, приходить ко мне повидаться два или три раза в неделю почти три месяца подряд, все время в комнате моей служанки и всегда в рамках самого глубокого уважения; даже когда мы были одни и в полной свободе, все равно; он слишком боялся мне доставить неудовольствие, чтобы предпринять что-нибудь противное должному уважению. Однако я полагаю, эта сдержанность с его стороны, как и с моей, была как раз тем питательным материалом, который был нужен, чтобы пламя любви стало негасимым.
Когда мы размышляли над тем моментом, который должен был вскоре наступить, и в который мы должны были расстаться, грусть овладевала нашими умами; но не возникало никаких проектов, никаких идей насчет того, чтобы предпринять что-то, что сделало бы нас счастливыми. Сама наша любовь, отягощенная грустью, делала нас глупыми; мы либо льстили себя надеждой, что жестокий момент никогда не наступит, либо гнали от себя саму эту мысль; но вот момент наступил, неожиданный и, соответственно, слишком скорый, когда мы должны были либо принять какое-то решение, либо не принимать никакого.
Одним прекрасным утром мой возлюбленный принес мне новость, со слезами на глазах, что министр дал ему письмо в Лондон, адресованное г-ну де Саа, посланнику Португалии, который находится здесь, и другое, открытое, адресованное капитану фрегата, который должен прибыть из Ла Феррол и который должен, остановившись только на несколько часов, следовать в Англию. Министр приказывал капитану принять на борт моего возлюбленного, отнестись к нему с уважением и отвезти его туда.
Во мне мгновенно зародился смелый проект ехать вместе с ним либо в качестве его слуги, либо даже, не имея необходимости скрывать свой пол, в качестве его жены. Я увидела, что мой возлюбленный удивился, когда я сообщила ему смелый проект. Размеры его счастья поразили его до такой степени, что он сказал мне, что чувствует себя неспособным думать о последствиях и предоставляет мне возможность решать. Я сказала, что мы поговорим подробнее обо всем на следующий день.
Предвидя трудности, с которыми я могу столкнуться, выходя из моего дома одетой как женщина, я решила одеться мужчиной, но поскольку, в образе мужчины, я могла быть представлена только как слуга моего возлюбленного, я опасалась оказаться подверженной слабостям, свойственным моему полу при путешествии на море. Это соображение навело меня на мысль представиться самой в роли хозяина, если капитан не знает лично графа А-ль. Однако идея заставить моего возлюбленного играть роль моего слуги мне тоже не нравилась, и я решила представить его моей женой. Как только корабль пристанет к Англии, мы поженимся и переоденемся в одежды, присущие нашему полу. Наш брак загладит преступление, связанное с моим бегством или с похищением, в котором можно обвинить моего супруга, и я не считала вероятным, что граф д'Ойрас может решиться меня преследовать, имея в виду судьбу своего протеже. Для жизни, имея в виду, что я стану в будущем владелицей моих доходов, продажи моих бриллиантов должно было нам хватить. У меня с собой был ларец с моими драгоценностями.
Мой возлюбленный не нашел, или не осмелился, мне что-либо возразить, когда я назавтра изложила ему мой необычный проект. Могло возникнуть лишь одно неодолимое препятствие, если бы капитан ожидаемого корабля его знал, но это не казалось ему правдоподобным. Необходимо было пойти на риск. Он снабдил меня одеждами, которые мне были необходимы. Ростом я была выше его на восемь дюймов.
Я снова увидела его только три или четыре дня спустя, к вечеру. Он сказал, что получил записку от чиновника морского бюро, который извещал его, что такой-то фрегат прибыл из Ла Ферол и стоит на якоре в устье Тахо, чтобы быть готовым продолжить свое путешествие, как только капитан, который высадился на берег, чтобы отнести депеши премьер-министру, вернется на борт. Его шлюпка должна находиться в полночь в таком-то месте, где капитан должен ее найти по прибытии. Решившись на все, я не нуждалась в том, чтобы заранее знать подробности. Он указал мне место и дом, где он будет меня ждать, и я обещала ему туда прийти. Я заперлась у себя, сделав вид, что нездорова, взяла в маленький сак то немногое, что было действительно необходимо, и ларец с бриллиантами моей матери, и, одетая как мужчина, вышла из своих апартаментов, так, что никто не видел, и спустилась по лестнице, предназначенной только для слуг. Даже портье не мог меня увидеть, когда я вышла из дворца.