Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 полностью

Четверть часа спустя бедная Адель, посопротивлявшись сну, сколько могла, должна была, наконец, сдаться, и упала на мою грудь. Она проспала глубоким сном два с половиной часа, и я охранял ее сон. Единственное, что я сделал, и что меня порадовало, я убедился, что на ней больше не было штанов, ни черных, ни какого-нибудь другого цвета. Ее намерение мне стало ясно, но я хотел убедиться в этом явным образом; для этого следовало мне скрыть мое открытие, облегчив ей выполнение ее замысла, каков бы он ни был. Пробудившись, она сочла, что оказалась в каком-то другом мире; видя, что она не только у меня в объятиях, но и я — в ее, она не могла найти достаточно слов, чтобы выразить свои извинения. Я счел себя обязанным, из соображений гуманности, подарить ей нежный поцелуй, дабы доказать, что она доставила мне лишь удовольствие, и это ее успокоило. Но, желая привести себя в приличный вид и оправить юбки, она вынуждена была приоткрыть бедра. Она их быстренько снова прикрыла, но мой смешок вызвал ее ответный, и у нее хватило присутствия духа сказать мне, что, кстати, черный цвет не будет больше внушать мне мрачных мыслей. Некоторые потребности заставили нас остановиться в Мулене, где мы оказались атакованы восемнадцатью-двадцатью женщинами — торговками ножей, ножниц и множества других безделушек из стали. Я сделал подарки девушке и ее отцу из того, что они сочли красивым, но мы изрядно посмеялись над торговками, которые, из желания продать свой товар, буквально передрались между собой. Мы прибыли в С.-Пьер в начале ночи, но за четыре часа, что мы потратили на эти девять лье, Адель стала вести себя свободно со мной, как будто я стал ее старым приятелем. Я держал ее сидящей то на моем правом бедре, то на левом, так, чтобы она могла разговаривать, глядя на меня; она рассказывала мне разные байки, смеялась над моими, и если бы я не давал ей время от времени нескольких поцелуев, она сочла бы, что это оттого, что мне что-то в ней не понравилось. В С.-Пьер мы нашли превосходный ужин, благодаря заботе Клермона, который туда прибыл за два часа до нас и уже ушел спать. Нам застелили две большие кровати в той комнате, где мы ужинали; я сказал Моро, что он может ложиться с Аделью без всяких церемоний. Он сказал, что уже пять лет, с тех пор, как он овдовел, он все время спит вместе с ней, не забывая, что он ей отец, но в эту ночь ей придется спать одной, потому что, если он хочет получить свои деньги, он должен быть в Невере на рассвете, и поэтому должен уехать сейчас и подождать нас там.

— Если бы вы мне об этом сказали, мы остановились бы ночевать в Невере.

— Это неважно. Я проделаю эти три с половиной поста верхом. Я оставляю вам мою дочь. Ей с вами будет спокойней, чем в почтовой коляске.

— Не сомневайтесь, месье Моро. Мы оба будем вполне благоразумны.

— Не пейте слишком много, дорогой папа, потому что вам предстоит ехать на лошади.

После его отъезда я сказал Адели идти ложиться.

— И если вы не считаете меня своим добрым другом, ложитесь одетая. Меня это не обидит, моя милая малышка.

— Не считаю возможным выказывать вам такое недоверие. Она вышла не надолго, затем вошла обратно, закрыла дверь и, будучи в последней юбке, подошла меня поцеловать. Я писал.

— Дорогая Адель, моя милая соня, я умираю от желания увидеть вас снова спящей в моих руках.

— Ладно. Приходите. Я буду спать.

— Все время?

— Все время.

— Посмотрим. Давайте.

Я бросаю перо и в минуту избавляюсь от своего комнатного платья и держу смеющуюся Адель в своих объятиях, полную огня, прильнувшую ко мне, просящую меня только, некоторое время спустя, поберечь ее. Я делаю все, что она хочет; но полчаса спустя Венера овладевает ею столь живо, что она позволяет мне все, попросив только поберечь ее честь, и, после кровавой жертвы, я сдерживаю свое слово; затем мы засыпаем. Стучат; это Клермон, который говорит, что прозвонило пять часов. Я спрашиваю кофе. У меня нет времени подарить «бонжур» Адели, но я обещаю ей сделать это дорогой.

Она быстро встает, она видит свои простыни, она вздыхает, затем смеется, оправляет постель, затем, немного задумчивая, пьет кофе, и вот уже мы вдвоем в моем солитере, влюбленные, довольные, возобновляем наши занятия, в отчаянии от того, что наше путешествие недостаточно долгое. Мы встретили в Невере добряка Моро, горюющего, что его должник может отдать ему две сотни франков лишь к полудню; он не смеет просить меня подождать, но я его ободряю, говоря, что мы там пообедаем, если он обеспечит нам добрый обед. Он обещает, и мы идем запереться в комнате, чтобы защититься от кучи женщин, которые стараются всучить нам свои товары.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
10 мифов о Гитлере
10 мифов о Гитлере

Текла ли в жилах Гитлера еврейская кровь? Обладал ли он магической силой? Имел ли психические и сексуальные отклонения? Правы ли военачальники Третьего Рейха, утверждавшие, что фюрер помешал им выиграть войну? Удалось ли ему после поражения бежать в Южную Америку или Антарктиду?..Нас потчуют мифами о Гитлере вот уже две трети века. До сих пор его представляют «бездарным мазилой» и тупым ефрейтором, волей случая дорвавшимся до власти, бесноватым ничтожеством с психологией мелкого лавочника, по любому поводу впадающим в истерику и брызжущим ядовитой слюной… На страницах этой книги предстает совсем другой Гитлер — талантливый художник, незаурядный политик, выдающийся стратег — порой на грани гениальности. Это — первая серьезная попытка взглянуть на фюрера непредвзято и беспристрастно, без идеологических шор и дежурных проклятий. Потому что ВРАГА НАДО ЗНАТЬ! Потому что видеть его сильные стороны — не значит его оправдывать! Потому что, принижая Гитлера, мы принижаем и подвиг наших дедов, победивших самого одаренного и страшного противника от начала времен!

Александр Клинге

Биографии и Мемуары / Документальное