История жены Дьявола

Дьявол дышит тяжело, напряжно. Ощущаю физически какую нестерпимую боль доставляет ему всего одно слово. Знаю, как много значит для него эта дружба, это единственное во что он верит, это его братья всегда с ним. Хочется обнять мужа, поцеловать, успокоить. Она врет, иначе не может.

Лука отпускает ее, расправляя плечи. Габи падает на пол, судорожно хватая ртом воздух.

Дьявол подходит к окну, смотрит куда-то, обдумывает. Его напряжённый, горделивый профиль, словно вытесанный из камня, не выдаёт его мыслей. Никто не решается сказать и слова, нарушить его тишину.

— Захар, отвези ее к Алику, он знает, что делать с такими как она и чтобы не видел никто. Следующая будет Римма. — голос Луки сухой, царапающий. Он даже не оборачивается, почти не моргает.

Габи ползёт на коленях к нему, хныкая и умоляя:

— Римму зачем? Она не виновата ни в чем, я назвала тебе имя! Держи своё слово, Гроссерия, слышишь? Именем Бога молю, сдержи слово.

— Это не может быть Майлз. — спокойно говорит Лука и оборачивается, скалясь как зверь.

Габи выпрямляется, жалкая и перепачканная вся в собственных слезах и крови.

— А ты спроси у него о чем он говорил с Оливером у Рамазана на БДСМ-вечеринке. А еще проверь его счета и перемещения, с каких пор он так тесно общается с Эйнштейном.

— Уводи. — он отпихивает ее ногой, как собаку. Захар подходит и поднимает на ноги истерящую Габи, выволакивает силой, не произнося ни слова.

Лука делает глубокий вздох, шумно. Выпускает рык и ударяет кулаком книжный шкаф, разбивая стекло на осколки, которые изрезают его руки. Кровь густыми каплями стикает по руке на пол, пачкая книги. Он не успокаивается и продолжает крушить кабинет, ломая все вокруг, превращая все в щепки, изрезая руки дальше.

Пытаюсь остановить его, но у меня не хватает сил, слова мои он не слышит. Слезы обжигают.

— Лука перестань, пожалуйста. Лука. — обнимаю его спину, прижимаюсь изо всех сил, чтобы передать ему мою любовь, успокоить. Слышу его животное рычание. — Ты же не тронешь ее сестру?

— Почему нет? — он останавливается, сжимая в руках отломанную полку. Единственную уцелевшую вещь от шкафа.

— Не пугай меня. — Лука никогда не тронет невиновного человека. Или не тронул бы…

Когда он поворачивается ко мне, то я не узнаю своего мужа: его выражение лица и тьма, затаившаяся в глазах. Все это пугает меня. Он становится еще жёстче.

Сглатываю и прижимаюсь к его груди, целую кадык, растирая слезы о его шею.

— Я прошу тебя, ради меня. Не трогай ее. — пытаюсь отобрать эту деревяшку, чтобы он не загнал занозы. — Тебе нужно смыть кровь, и обработать раны.

Лука отмахивается, отстраняет меня и тянется к бутылке, допивая содержимое. Плюхается в кресло и хлопает слегка по коленке, приглашая меня к себе. Я тут же забираюсь к нему, понимая, что ему нужно успокоить внутреннего зверя.

— Кто такой Алик и Эйнштейн?

— Не слишком ли много просьб и вопросов.

— Я имею право знать. — льну к нему всем телом, как кошка. Его от злости знобит, колотит. Ощущаю всем телом, что он может снова сорваться и разгромить уже всю гостиницу. — Ты же не веришь, что это Майлз?

Лука не отвечает мне, прижимает к себе. Целует, проникая грубо языком в мой рот, заставляя молчать и не спрашивать ни о чем его. Его руки забираются под мои шорты, оставляя на теле кровавые следы. Гроссерия двигается напористо, насилует мой рот. Я поддаюсь, следую за ним.

Он останавливается, запускает руку в мои волосы и фиксирует прочно голову ладонью, рассматривая меня, глядя через глаза прямо в душу. Я замираю и стараюсь не шевелиться, мне страшно до чертиков.

Как же он красив и страшен одновременно. Его холодные глаза и шрам на лице, они притягивают и отталкивают одновременно, ужасают и восхищают. Дикий первобытный человек, викинг, не знающий страха.

— Кроме меня и Захара не говоришь ни с кем. Даже с Аланом и Майлзом: ни смс, ни звонков, ни в живую. Пока я не разрешу обратное. — он сжимает волосы на затылке сильнее, заставляя меня испуганно кивнуть. — Занимаешься своим здоровьем, не выебываешься, хорошо питаешься и не лезешь в неприятности. Я говорю — идти спать, и ты спишь, не бродишь по гостинице, а спишь. Я наслышан о твоей смелости и самоотверженности, но пока я жив, ты не будешь из себя строить Жанну Дарк. Это не обсуждается, в нашем доме тотальный патриархат.

Я облизываю губы, сжимаю ногами его бедра, чтобы не упасть, хотя Лука крепко меня на себе держит. Накрываю своими руками его.

— Хорошо. — отвечаю я. Нет смысла спорить, он сильнее, и знает лучше, как нужно действовать, чтобы выжить в его мире. — Только не оставляй меня в информационном вакууме, не молчи. Говори со мной.

Глава 12