История жены Дьявола

Майлз лежит на кушетке бледный, но уже пришедший в себя, он хранит молчание, просто смотрит в потолок. Его лицо бледное и, на удивление, спокойное, будто и не было ничего, а он в санатории отдыхает. С нами такое впервые. Наша дружба дала трещину.

Понимая, что все неизбежно, делаю шаг вперёд, рассматриваю их, пытаюсь понять — изменились ли они.

Позади меня раздаются шаркающие шаги и показывается Захар, он до сих пор тяжело дышит, в его руках мобильный. Он протягивает его мне и выдаёт хриплым, надрывным голосом:

— Это тебя!

Даже знаю кто. Первым выступает желание — проигнорировать Монишу. Дома вправлю ей мозги, но затем вспоминаю ее слова: «Это и мои друзья…»

Блядь. Чтобы не было за эти два месяца, но они все сблизились и она имеет право поистереть. Я потерплю. Не обломлюсь.

Беру телефон в руки, поднося его к уху. Слышится ее дыхание. Так и вижу, как кусает губы и сдирает заусенцы до крови, нервничает, запертая там. Знаю ее, как облупленную. Так и вижу, даже позу, в которой она стоит, а она точно стоит или ходит кругами, потому что ей не сидится с шилом в жопе.

Люди скажут, что Лука Гроссерия уже не тот, он тапочки жене в зубах носит.

Чертыхаюсь. Тем более все смотрят на меня.

— Слышишь меня? — она говорит очень тихо. — Ради меня, не трогай, хочешь, запри, но не трогай, слышишь меня?

«Ради меня». Слишком часто я стал слышать эту комбинацию из двух слов. Этим заветным паролем управляет и вертит мной, как хочет.

— Лука… Когда меня хотели забрать, чтобы изнасиловать, превратить в шлюху. Майлз стоял до последнего, защищал меня. Хотя бы ради этого… Пожалуйста …

Делаю вздох, ощущая как горит пистолет позади, обжигая кожу. Он напоминает о себе, подталкивает взять его в руки и вынести наказанье. Каждая пуля — чья-то жизнь.

Мне нечего сказать цыплёнку. Не могу пообещать, что не трону его, потому что ему стоит выпустить пулю в лоб. Он заслужил это. Я могу лишь постараться контролировать свой гнев.

— Позже поговорим. — отвечаю ей и отбиваюсь, кидаю трубку в руки Захару.

Майлз слабо, еле заметно, одними уголками губ, усмехается.

— Перед вынесением приговора хоть скажи — в чем виновен. — он говорит ровно, у меня даже внутри все передергивает. Рождаются сомнения, которые я стараюсь подавить.

Сажусь на стул так, чтобы оба были в поле моего зрения и я мог выстрелить при необходимости.

— Мне нужно знать, кому ты слил всю информацию, только поэтому ты жив. Я мог стрелять и в голову.

— Смотря какую…

— Лука…

— Заткнись. — прерываю порыв Алана, даже не желая слушать, что он хочет сказать. — а ты вспомни о чем ты говорил с Оливером и Эйнштейном.

Он хмурится, не понимая о чем я, потом его глаза сужаются, и он пытается привстать на локтях.

— Не понимаю связи, причём тут Оливер и Эйнштейн…

Его лицо действительно растерянное, он не понимает о чем я, но Майлз с детства был великолепным актером. Может лгать, играть со мной.

— Давай начнём с вашего разговора с Оливером на вечеринке у Рамазана, когда ты был в стельку пьян и огорчён.

— Мы говорили… — Майлз замолкает, открывая рот и шумно сглатывая. — Но Оливер…

— Он мёртв, я похоронил его в селении у Грозного. — лицо Майлза и Алана вытягиваются, смотрят на меня с ужасом, вжимаются. Теперь до них доходит на что я настроен. Майлз и сам уже понял, что он в жопе. — Он хотел изнасиловать Монишу, гнался за ней, как лис за зайцем! Пока Вы все, ахуительно опытные герои России, матёрые спецназовцы, отсиживались в Москве. Весь месяц, пока Вы все ее искали, моя умная жена умудрялась скрываться успешно от Вас всех, слепошар. А Оливер перед смертью поведал мне о Вашем разговоре и как ты плакался ему, что влюбился в девушку, которую я забрал. Именно ты рассказал ему о существовании Алисы, о том, что она живет в моем доме и я охраняю ее, как зеницу око.

Майлз ничего не говорит, кажется, будто и не дышит, его охватывает беспокойство. Он непроизвольно касается раны, которая видимо начинает болеть.

— Ему нельзя нервничать. — сразу же говорит Ал. — Вы можете продолжить позже.

— Не сдохнет, не фарфоровый. — мне начхать на его самочувствие, и не из такого выкарабкивался. Заживет, как на собаке. Я не собираюсь откладывать разговор. — Жду твоей версии…

— Лука, я… здесь я виноват, но… но… я говорил с ним пьяный, как с товарищем, в голове и не было мысли нашим разговором навредить тебе или Алисе, я клянусь. Даже разговор не помню толком, все в тумане.

Конечно, товарищ, дружбан, епт. Человек с которым я всю свою жизнь толкался.

— А вот Оливер не считает этот разговор пьяной болтовней. — сжимаю кулаки. — Ты опрокинул первую костяшку, а потом пошёл принцип домино. Если бы не ты, ее бы не похитили и не убили моего ребенка.

Майлз белеет и тяжело дышит, отрицательно качает головой. Хорошо играет роль.

— Почему ты так уверен в том, что Оливер заказчик?