Большинство пар, следовали они таким предписаниям из религиозных соображений или нет, принуждены были верить, что секс даже в браке носит печать первородного греха. Пока некоторые христианские мыслители, такие как священнослужитель IV века Иовиниан или святой Иоанн Златоуст, защищали брак и утверждали, что жена не препятствует, а помогает прийти к спасению и что жизнь в браке является столь же достойной участью, как и жизнь в целибате, все же возобладал более пессимистичный подход поколения святого Иеронима и Блаженного Августина. Средневековые теологи настаивали на том, что плоть склонна ко греху и что брак в лучшем случае необходимое зло.
Для христианских богословов замужняя жизнь была не так почтенна, как вдовство или девство, поскольку благочестивые вдовы и девственницы воздерживались от секса. Святой Иероним безапелляционно заявлял, что замужние женщины менее благочестивы, чем девственницы. Это суждение проиллюстрировано в немецком манускрипте XII века «Зерцало юной девы», который хранится в Рейнском краеведческом музее: на иллюстрации аллегорически изображены три ступени женского благочестия. На вершине располагаются девственницы, пожинающие снопы пшеницы, в середине – вдовы, их снопы вдвое меньше, а в нижней трети располагаются жены и мужья, получающие самое маленькое вознаграждение[68]
.Сегодня нам сложно вообразить, до какой степени верующие ценили непорочность. Так же как нам на голову сыплются коммерческие образы, превозносящие сексуальную активность, средневековые христиане были окружены образами известных аскетов. Жития святых пересказывались или в песенной форме доносились до неграмотной аудитории и укрепляли авторитет тех, кто принял обет целомудрия. В одном из первых примеров, написанном на старофранцузском «Житии преподобного Алексия» (ок. 1050), это выражено предельно прямо: путь героя к святости начался с того, что он бросил жену в брачную ночь и предпочел жить в нищете[69]
. Моральный образец для мужчин был ясен: лучше оставить жену и жить аскетом, чем быть преданным мужем. Точно так же восхвалялись святые женщины, отказавшиеся от брака или бросившие своих детей ради праведной жизни. Большинство женщин-святых были девственницами, зачастую замученными за то, что отказались покориться мужчине, несмотря на пытки и угрозу убийством.На фасадах многочисленных церквей, возведенных после 1100 года, можно встретить изображения замученных женщин-святых, которые демонстрируют орудия пыток или держат свои отрубленные головы. За исключением Адама и Евы, супружеским парам в Ветхом Завете уделялось мало внимания. История первых грешников должна была напоминать средневековым мальчикам и девочкам о том, что и они, даже состоя в браке, могли совершить грех. Обеспечить себе спасение можно было, уйдя в монастырь или обитель.
Члены духовенства, жившие на территории церкви или в монастыре, не могли жениться, иметь сожителей и вообще вступать в сексуальные связи. Церковь пыталась насаждать непорочность среди служителей со времен Никейского собора в 325 году. Папа Лев IX осудил церковный брак в 1049 году, а решением Латеранского собора в начале XII века церковный сан объявлялся препятствием к браку, и наоборот, брак препятствовал церковной карьере. Но в начале Средних веков значительное число священников по-прежнему имело сожительниц, а некоторые даже состояли в браке, хотя знали, что брак может помешать их продвижению по карьерной церковной лестнице. Например, знаменитая переписка Элоизы и клирика Абеляра свидетельствует о том, что они были обвенчаны в церкви в присутствии каноника и свидетелей. Хотя эта история во многих отношениях была исключительной, их письма, написанные уже после заключения брака, позволяют судить о тех любовных и сексуальных отношениях, в которые вступали порой священнослужители, и о том давлении, с которым пришлось столкнуться священнику и его жене.
Элоиза и Абеляр жили девять веков назад, но их история по-прежнему не перестает очаровывать и ужасать читателей. Убедительные свидетельства указывают на то, что эта история правдива[70]
. Абеляр был старшим сыном, который отказался от первородства ради того, чтобы пойти учиться. Вскоре он превзошел всех других перипатетиков-философов[71] и уже в двадцать лет прославился красноречием и красотой. Когда ему было едва за тридцать, он стал магистром теологии. А когда ему было 37, он приехал в Париж и здесь встретил Элоизу. Ей, вероятно, было пятнадцать лет.В сочинении, озаглавленном «История моих бедствий», написанном на латыни и очень известном среди его современников, Абеляр вспоминает роковое знакомство: