После этого столь лестного для всякой тетки комплимента, он наговорил кучу любезностей Каталине, которая отвечала ему весьма остроумно. Лицам, занимающимся тем почтенным ремеслом, которое я выполнял в данном случае, разрешается вмешиваться в разговор любовников с целью подлить масла в огонь, а потому я сказал принцу, что его нимфа поет и отлично играет на лютне. Он весьма обрадовался, узнав, что она обладает такими талантами, и попросил ее показать образчик своего искусства. Она охотно согласилась на его просьбу и, взяв заранее настроенную лютню, сыграла и спела несколько песенок с таким чувством, что принц, не помня себя от любви и восхищения, упал к ее ногам. Но закончим на этом описание сей картины и скажем только, что наследнику испанского престола, погруженному в сладостное опьянение, часы показались минутами и что, боясь приближения рассвета, мы еле увели его из этого опасного дома. Господа поставщики поспешно отвезли инфанта во дворец, где водворили его в собственных апартаментах. Затем они удалились каждый к себе, столь же довольные тем, что свели принца с авантюристкой, как если б способствовали его браку с какой-нибудь принцессой.
На следующий день поутру я рассказал об этом похождении герцогу Лерме, которому хотелось знать все подробности. В то время как я кончал свое повествование, прибыл граф Лемос и сказал нам:
– Инфант думает только о Каталине и так увлечен ею, что намерен часто навещать ее и превратить это приключение в длительную привязанность. Ему хочется сегодня же послать ей драгоценных камней на две тысячи пистолей, а у него нет ни гроша. Поэтому он обратился ко мне и сказал:
«Дорогой Лемос, пожалуйста, раздобудьте мне сейчас же эту сумму. Я знаю, что затрудняю и разоряю вас, но сердце мое полно признательности, и если я когда-либо буду в состоянии отблагодарить вас не одними только добрыми чувствами за все, что вы для меня сделали, то вы не раскаетесь в оказанном мне одолжении». – «Ваше высочество, – ответил я ему, тотчас же откланявшись, – у меня есть друзья и люди, которые поверят мне в долг; немедленно отправлюсь к ним и раздобуду то, что вы хотели».
– Желание принца нетрудно удовлетворить, – заметил на это герцог своему племяннику. – Сантильяна отнесет вам эти деньги или, если хотите, сам купит камни, так как знает в них толк, в особенности в рубинах. Не правда ли, Жиль Блас? – добавил он, лукаво взглянув на меня.
– Вы очень язвительны, ваша светлость, – ответил я. – Вижу, что вам хочется дать сеньору графу повод посмеяться надо мной.
Так оно и случилось. Племянник не преминул спросить о том, что за этим скрывается.
– Так, пустяки, – сказал дядя смеясь. – Дело в том, что Сантильяна вздумал однажды обменять алмаз на рубин, и эта мена не принесла ему ни чести, ни барыша.
Я был бы счастлив, если б герцог ограничился этим, но он взял на себя труд рассказать про проделку, которую выкинули со мной Камила и дон Рафаэль в меблированных комнатах, и особенно распространился относительно самых неприятных для меня подробностей. Позабавившись в свое удовольствие, его светлость приказал мне сопровождать графа Лемоса, который повел меня к брильянтщику. Выбрав у него драгоценную вещицу, мы показали ее инфанту, после чего мне было поручено передать подарок Каталине. Затем я отправился домой, чтоб взять из герцогских денег две тысячи пистолей и расплатиться с брильянтщиком.
Не стоит спрашивать о том, ласково ли приняли меня дамы, когда я на следующую ночь принес презент от его высочества, который состоял из пары серег с подвесками, предназначавшихся для племянницы. Очарованные этими доказательствами любви и щедрости принца, сеньора Менсия и Каталина принялись стрекотать, как кумушки, и благодарить меня за то, что я доставил им такое галантное знакомство. От избытка радости они проболтались и обронили несколько замечаний, побудивших меня заподозрить, что я подсунул сыну нашего великого монарха отъявленную плутовку. Желая убедиться в том, что меня действительно угораздило совершить этот миленький подвиг, я удалился с намерением объясниться по этому поводу с Сипионом.
Глава XII Кто такая была Каталина. О смущении и тревоге, испытанных Жиль Бласом, и о том, к каким мерам предосторожности он вынужден был прибегнуть для своего успокоения
Придя домой, я услышал страшный шум и осведомился о его причине. Мне сказали, что в этот вечер Сипион угощает с полдюжины своих приятелей. Они распевали во всю глотку и заливались громким смехом, так что ужин этот отнюдь не походил на пир семи мудрецов [168] .
Хозяин пиршества, узнав о моем возвращении, объявил гостям:
– Господа, ничего серьезного; это только барин вернулся. Пожалуйста, не смущайтесь и продолжайте развлекаться. Я сбегаю сказать ему несколько слов и сейчас же приду к вам обратно.
– Что за галдеж? – спросил я у Сипиона. – Кого вы там угощаете? Не поэтов ли?