– Дон Матео, – сказал Сехьяр, представляя незнакомца моему господину, – это мой родственник дон Помпейо де Кастро. Он почти с самого детства живет при польском дворе, а вчера вечером прибыл в Мадрид с тем, чтобы завтра же ехать обратно в Варшаву. Таким образом, он может посвятить мне только сегодняшний день; я хотел поэтому использовать как можно лучше столь драгоценное время и, дабы гость мой провел его с приятностью, счел необходимым пригласить вас и маркиза Дзенетто.
После этого мой господин и родственник дона Алехо обнялись и наговорили друг другу множество учтивостей. Я с удовольствием прислушивался к речам дона Помпейо, который показался мне человеком солидным и разносторонним.
Мы отобедали у дона Сехьяра, после чего эти сеньоры сели играть, чтоб позабавиться до начала спектакля. Затем они все вместе отправились в Принцев театр посмотреть дававшуюся там новую трагедию, которая называлась «Карфагенская царица». По окончании представления они вернулись ужинать туда же, где обедали, и между ними завязался разговор сперва о пьесе, которую они видели, а затем об актерах.
– Что касается трагедии, – сказал дон Матео, – то я ее не одобряю; по-моему, Эней там еще бесцветнее, чем в «Энеиде». Однако следует признать, что играли отменно. Как думает об этом сеньор дон Помпейо? Мне кажется, что он не разделяет моего мнения.
– Сеньоры, – возразил этот кавалер со вздохом, – я только что видел, как вы восхищались своими актерами и в особенности актрисами, а потому не посмею сознаться, что думаю о них иначе, чем вы.
– И хорошо сделаете, – шутливо перебил его дон Алехо, – вашу критику встретили бы у нас весьма неодобрительно. Соблаговолите относиться с уважением к нашим артисткам перед лицом глашатаев их славы. Мы пьянствуем с ними каждый день и ручаемся за их совершенства: если угодно, мы охотно дадим в этом письменное удостоверение.
– Нисколько не сомневаюсь, – заметил его родственник, – вы, как я посмотрю, так дружны с ними, что готовы поручиться даже за их нравственность и поведение.
– Значит, ваши польские актерки много лучше? – спросил смеясь маркиз Дзенетто.
– Безусловно, – возразил дон Помпейо. – По крайней мере, там имеется несколько совершенно безукоризненных актрис.
– И эти, разумеется, могут рассчитывать на ваши удостоверения? – обратился к нему маркиз.
– Я с ними не знаюсь, – отвечал дон Помпейо, – и не принимаю участия в их кутежах, а потому могу судить беспристрастно. Но, говоря серьезно, – добавил он, – неужели вы считаете, что у вас хорошая труппа?
– Да нет же, – возразил маркиз, – я этого не думаю и буду защищать только нескольких актеров, а от прочих отступаюсь. Но не согласитесь ли вы с тем, что актриса, исполнявшая роль Дидоны [71] , восхитительна? Разве не изобразила она эту царицу исполненной благородства и приятных качеств, которые мы обычно связываем с ее образом? Неужели вы не восторгались ее искусством приковывать внимание зрителя и заставлять его переживать движения тех страстей, которые она изображала? Про нее можно сказать, что она овладела всеми вершинами декламации.
– Я согласен с вами в том, что она умеет пронять и взволновать зрителя, – сказал дон Помпейо. – Ни одна актриса не играет с такой задушевностью, как она, и действительно, это прекрасное исполнение; однако же и ее нельзя назвать безупречной. Два или три места в ее игре подействовали на меня неприятно. Желая выразить удивление, она неестественно закрывает глаза, что вовсе не пристало царице. Добавьте к этому, что, заглушая голос, который у нее от природы нежен, она портит эту нежность и басит довольно неблагозвучно. К тому же, как мне показалось, в нескольких местах пьесы ее можно заподозрить в недостаточном понимании того, что она говорит. Предпочитаю, впрочем, отнести это за счет ее рассеянности, нежели обвинять ее в недостатке ума.
– Насколько я вижу, – сказал тогда дон Матео критику, – вы не стали бы слагать стихи в честь наших комедианток.
– Простите, – возразил дон Помпейо, – но я обнаружил у них сквозь недостатки также и немало таланта. Скажу даже, что я в восторге от актрисы, игравшей наперсницу в интермедиях [72] . Какая естественность! С какой грацией она держит себя на сцене! Когда ей по роли приходится отколоть какую-нибудь шутку, она сопровождает ее лукавой и очаровательной улыбкой, которая усиливает пикантность. Ее можно было бы, пожалуй, упрекнуть в том, что она иной раз переигрывает и переходит границы дозволенной смелости, но не надо быть чересчур строгим. Мне хотелось бы только, чтобы она исправилась от одной дурной привычки. Часто посреди представления, в каком-нибудь серьезном месте, она вдруг нарушает ход действия и разражается смехом, от которого не может удержаться. Вы мне скажете, что публика аплодирует ей даже и в такие моменты, но, знаете ли, это ее счастье.
– А какого мнения вы о мужчинах? – прервал его маркиз. – Если вы не пощадили женщин, то на тех, наверное, не оставите живого места.