История жирондистов Том I

Марсельцы, узнав об отступлении части швейцарцев и видя удаление жандармов, вторично пошли вперед; вид мертвых товарищей, распростертых на площади, пьянил их жаждой мести; они ворвались под широкие своды галереи. Другие колонны, обогнув дворец, проникли в сад со стороны Королевского моста. Шесть пушек, привезенных из ратуши, обрушили на дворец ядра и картечь. Швейцарцы медленно отступили, оставляя ряды убитых, огонь их ослабел вслед за уменьшением численности. Последний ружейный выстрел прозвучал только вместе с последней угасшей жизнью. С этой минуты сражение стало просто резней. Марсельцы, жители Бреста, федераты, народ заполнили комнаты. Неистовая толпа устремилась к трупам, которые ей бросали с балконов, срывала с них одежду, тешилась их наготой, вырывала у убитых сердца, заставляла струиться кровь, как воду из губки, отрубала головы и выставляла свои позорные трофеи на потеху уличных мегер. Вооруженные шайки жителей предместий обезоруживали всех из ненависти, добиваясь не добычи, а разорения. Этот общий разгром дворца даже нельзя было назвать грабежом, а скорее опустошением. Целью восстания оказалась кровь, а не золото. Народ открыто показывал свои руки — окровавленные, но пустые. Несколько обычных воров, пойманных на желании присвоить вышвыриваемые вещи, были немедленно повешены теми же людьми из народа.

Народ осквернял себя мерзкими убийствами, упивался муками убитых, но и среди крови уважал в своем лице борца за свободу. Картины, статуи, вазы, книги, фарфор, зеркала, произведения искусства, веками накопленные во дворце, — все разрывалось в клочья, разбивалось вдребезги, превращалось в прах и пепел. По странной прихоти судьбы уцелела и осталась невредимой только одна картина — «Меланхолия» работы Доменико Фетти: символ печали и непрочности человеческих дел, единственный памятник, которому суждено было пережить судьбу династий и дворцов!

Свита Марии-Антуанетты, придворные дамы принцесс, горничные и гувернантки с самого начала сражения собрались в комнатах королевы. К ним вели только потайная лестница из комнаты королевы в покои короля и лестница Принцев, загроможденная трупами марсельцев. Одна из вооруженных шаек нашла наконец доступ к потайной лестнице и бросилась туда. Ступеньки вели в низкие и темные коридоры, устроенные между этажами. Эти антресоли служили жилищем приближенной прислуге.

Двери туда выломали топором, немедленно умертвили телохранителей королевы. Ее любимая горничная, госпожа Кампан, и две женщины из прислуги бросились на колени перед убийцами. Руки этих женщин обнимали занесенные над ними сабли. «Что вы делаете? — раздался снизу голос какого-то марсельца. — Женщин не убивают!» — «Вставайте, несчастные, нация дарит вам пощаду», — отвечал человек с длинной бородой, который только что зарезал телохранителя. Он велел трем женщинам встать на скамейку, поставленную в проеме окна, где толпа могла их видеть и слышать, и заставил кричать: «Да здравствует нация!»

Два привратника королевских покоев, Салль и Марше, которые могли бежать, умирают, выполняя свою присягу до конца. Они нахлобучивают на головы шляпы и берут в руки шпаги: «Здесь наш пост, — говорят они марсельцам, — и мы желаем пасть на пороге, который клялись защищать». Привратник покоев королевы по имени Дье великодушно остается один на входе в комнату, куда бежали женщины, и умирает, защищая ее. Принцесса Тарантская, слыша, как пал этот последний верный страж, сама идет отворить двери марсельцам. Предводитель их, пораженный самообладанием и достоинством ее перед лицом смерти, сдерживает на минуту свой отрад. Принцесса, держа за руку прекрасную Полину де Турзель, вверенную ей матерью, говорит марсельцам: «Поразите меня, но спасите жизнь и честь этой молодой девушки. Это залог, который я поклялась возвратить невредимым ее матери. Оставьте ей дочь и возьмите мою жизнь».

Растроганные марсельцы с уважением отнеслись к этим дамам и спасли их жизни. Из-за того что, разоряя комнаты, разбили мраморные фонтаны ванн королевы, вода, смешанная с кровью, залила пол и окрасила ноги и платья беглянок. Их передали с рук на руки простолюдинам, которые тайком провели их вдоль реки и доставили к родным.

Преследование жертв, старавшихся укрыться от смерти, длилось три часа. Несколько швейцарцев, спрятавшихся в конюшнях под кучами фуража, задохнулись там от дыма или были сожжены заживо. Народ как будто стремился превратить Тюильри в громадный костер. Уже конюшни, караульни, службы, окаймлявшие дворы, оказались охвачены пламенем. На площади Карусель пылали костры из мебели, картин, книг. Депутации от Собрания и Коммуны с трудом сохранили Лувр и Тюильри. Народ хотел стереть дворец с лица земли, чтобы в будущем королевский сан не смог найти себе пристанища в городе свободы. Не имея возможности сжечь камни, народ обратил свою месть на граждан, известных приверженностью ко двору или заподозренных в сострадании к королю. Самой невинной и самой знаменитой из этих жертв оказался Клермон-Тоннер.