История жирондистов Том I

Конституционный акт представили королю 3 сентября 1791 года. Тринадцатого сентября он адресовал Собранию, через министра юстиции, послание, в котором говорил следующее: «Я рассмотрел конституционный акт, принимаю его и прикажу выполнить. Я должен познакомить всех с побуждениями к таковому решению. С самого начала моего царствования я желал истребить злоупотребления и во всех действиях руководствовался общественным мнением. Я вознамерился обеспечить счастье народа на прочных основаниях и подчинить мою собственную власть непоколебимым законам! Эти мои намерения никогда не изменялись. Я благосклонно относился к самим попыткам вашего дела даже прежде, чем оно было закончено! Я делал это добровольно, и хотя беспорядки, которыми сопровождались почти все фазы революции, часто огорчали мое сердце, но все-таки я надеялся, что закон вновь обретет силу и с каждым днем закону будет возвращаться то уважение, без которого народ не может иметь свободы, а король — счастья.

Я долго настаивал на этой надежде, и мое решение изменилось лишь в ту минуту, когда я покинул Париж; беспорядки достигли своего апогея, своеволие печати, дерзость партий не уважали более ничего. Сознаюсь, что, если бы тогда вы представили мне конституцию, я не считал бы своей обязанностью принять ее. Теперь все изменилось. Вы выразили желание восстановить порядок, пересмотрели несколько параграфов конституции; воля народа не подлежит для меня более сомнению. Таким образом, я принимаю конституцию, я даже добровольно отказываюсь от содействия, которого требовал в этой работе. Пусть те, кого боязнь преследований или беспорядков удерживает вне отечества, получат возможность безопасно возвратиться в него. Чтобы погасить ненависть, согласимся на взаимное забвение прошлого. Пусть обвинения и преследования, поводом к которым служат события революции, прекратятся среди общего примирения. Я не говорю о тех, кто решился быть виновным только из привязанности ко мне. Можете ли вы считать их преступниками? Что же касается людей, которые навлекли на себя преследование закона излишествами, составляющими для меня личную обиду, то в этом отношении я покажу себя королем всех французов. Я хочу поклясться в верности конституции в том самом месте, где она составлена, и отправлюсь завтра в полдень в Национальное собрание».

По предложению Лафайета Собрание единодушно приняло амнистию, которую требовал король. Многочисленная депутация в тот же день поднесла ему декрет. Королева, которой следовало примириться с общественным мнением, подошла к депутации и сказала: «Вот мои дети; мы все спешим разделить чувства короля». Эти слова были переданы Собранию и подготовили сердца его членов к прощению, которого испрашивал королевский сан.

На следующий день король явился в Собрание. На нем не было никаких украшений, кроме креста Св. Людовика, в знак уважения к недавнему декрету, уничтожившему прочие кавалерские ордена. Людовик занял свое место рядом с президентским. Собрание встало. «Я пришел, — сказал король, — чтобы торжественно освятить здесь согласие, данное мной конституционному акту. Я клянусь быть верным нации и закону и употреблять всю данную мне власть на поддержку конституции и на исполнение декретов. Пусть эта великая и достопамятная эпоха будет эпохой восстановления мира и станет залогом счастья народа и благосостояния государства!» Единодушные рукоплескания зала и трибун, страстно преданных свободе, но в то же время остававшихся почтительными к королю, показали, что нация с упоением встречает отвоеванную конституцию.

Король удалился, сопровождаемый до самого Тюильри членами Собрания; это шествие с трудом рассекало толпы народа, вдоль всего пути издававшего крики радости. Военная музыка и частые пушечные залпы возвещали Франции, что после трехлетней борьбы, волнений и потрясений наступил день согласия. Для Франции наступило несколько дней затишья. Короля и его семейство беспрестанно призывали к окнам дворца, чтобы показать аплодисменты и любовь народа.

Провозглашение конституции 18 сентября получило вид почти религиозного праздника. Марсово поле покрылось батальонами национальной гвардии; туда отправились административные власти, муниципалитет, Байи, мэр Парижа. Сто один пушечный выстрел приветствовал чтение конституционного акта с Алтаря Отечества. Триста тысяч граждан обнимались, словно члены одной семьи. Воздушные шары с патриотическими надписями поднялись вечером с Елисейских полей, разнося всюду доказательства восторга возрождающегося к жизни народа. Ночь блистала иллюминацией. Огненные гирлянды, перебегая с дерева на дерево, образовали от заставы Звезды до Тюильри сверкающую аллею.