История жирондистов Том I (с оригинальными иллюстрациями)

Барнав, видя новую опасность в раздражении народа против Лафайета, устремляется на трибуну: до тех пор враг популярного генерала, он великодушно и искусно защищает его от подозрений. «Цель, к которой мы должны стремиться, — говорит Барнав, — состоит в возвращении народного доверия тому, кому оно принадлежит… Встанем же между ним и народом. Нам нужна объединяющая сила, нужна рука, чтобы действовать, а голова для размышлений у нас уже есть. С самого начала революции Лафайет демонстрировал взгляды и поступки доброго гражданина; важно сохранить к нему доверие нации. Парижу нужна сила, но ему нужно и спокойствие; направлять эту силу должны вы».

Эти слова Барнава подвергнуты голосованию как текст прокламации. В эту минуту приходит известие, что оратор правой стороны Казалес находится в руках народа и подвергается в Тюильри большой опасности. Для защиты его назначено шесть комиссаров, которые приводят его с собой. Казалес всходит на трибуну, раздраженный и против народа, от которого только что вырвался, и против короля, который покинул своих приверженцев. «Я едва не был разорван на куски, — восклицает он, — и без помощи парижской национальной гвардии, которая выказала мне такое уважение…» При этих словах, обнаруживающих в ораторе-роялисте претензию на личную популярность, Собрание поднимается, а левая сторона разражается ропотом. «Я говорю не о себе, — продолжает Казалес, — а об общественном интересе. Я охотно принес бы в жертву свое слабое существование, да эта жертва уже давно и принесена; но для всего государства важно, чтобы никакое бурное движение не смущало ваших заседаний в минуты кризиса, нами переживаемого, и, вследствие этого, я поддерживаю все меры порядка и силы, какие будут установлены».

Наконец, по предложению некоторых членов, Собрание решает, что за отсутствием короля оно принимает в свои руки всю власть, что его декреты будут немедленно приведены в исполнение министрами.

Пока Собрание брало в свои руки власть, Лафайет со спокойной отвагою бросился в толпу, чтобы возвратить себе ускользавшее доверие. Первым побуждением народа было умертвить вероломного генерала, который отвечал за короля своей головой и допустил его бегство. Лафайет понял опасность и, решившись идти напролом, успел отвести ее. Он спешит в Тюильри, где встречает мэра Байи и президента Собрания Богарне[4]. Оба выражают недовольство тем, сколько пропадет времени для погони, пока соберется Национальное собрание и его декреты получат исполнительную силу. «Думаете ли вы, — говорит им Лафайет, — что арест короля и его семейства необходим для общественного блага?» — «Да, без сомнения», — отвечают мэр и президент. «Ну, в таком случае я беру на себя ответственность за этот арест», — говорит Лафайет и немедленно шлет национальным гвардейцам приказание арестовать короля. Это также была в своем роде диктатура, и притом самая персонифицированная их возможных.

Выйдя из Тюильри, Лафайет отправился пешком в ратушу. Толпа заполонила набережные; гнев ее выражался в брани, обращенной к прежнему народному любимцу. Он спокойно выносил это. Придя на Гревскую площадь, Лафайет увидел, что герцог д’Омон, один из его дивизионных начальников, попал в руки народа, готового его растерзать. Лафайет рванулся в толпу, изумленную этой смелостью, освободил герцога и уже потом отправился в Собрание.

Камю, подле которого он сел, вскочил с негодованием, воскликнув: «Прочь, мундиры! В этих стенах мы не должны видеть ни мундиров, ни оружия!» Несколько членов левой стороны поднимаются со своих мест и кричат Лафайету: «Вон!» Другие члены, друзья Лафайета, бросаются к нему и требуют, чтобы все замолчали. Лафайет получает слово. Он произносит несколько обычных фраз о свободе и народе и предлагает Собранию выслушать своего помощника Гувиона, которому была вверена стража Тюильри. Слушают Гувиона. Он утверждает, что все дворцовые выходы держались под строгим надзором и король не мог бежать ни в одну из дверей. Байи подтверждает это. Лапорт, заведующий канцелярией двора, представляет Собранию манифест, оставленный королем.