История жирондистов Том I (с оригинальными иллюстрациями)

Если республика и не составляет идеала разумного правительства, то в настоящую минуту она является необходимостью для Франции. Франция с низложенным королем, с вооруженным дворянством, лишенным власти духовенством, с монархической Европой на своих границах не найдет ни в какой умеренной монархии, ни в какой обновленной династии той нечеловеческой силы, в которой она нуждается, чтобы восторжествовать над столькими врагами и пережить такой кризис. Антей возрождался, касаясь земли. Франция должна была коснуться народа, чтобы найти в нем точку опоры революции. Республика составляет последнее слово революции, как и последнее усилие нации. Должно принять ее и отстаивать или жить постыдной жизнью народов, которые отдают врагам свои очаги и богов в обмен на жалкое существование».

Таковы были размышления, которые разум и страсть, прошлое и настоящее Франции поочередно подсказывали жирондистам, склоняя их к республике.

Однако они боялись, чтобы эта республика не попала в руки яростной и безумной демагогии. Десятое августа и 2 сентября тревожили их. Люди, пропитанные республиканскими идеями древности, когда свобода граждан предполагала рабство народа, хотели республики, но с условием, чтобы они одни управляли ею. Под именем республики эти люди разумели царство знания, добродетелей, талантов, привилегий, которые принадлежали бы их классу на все будущее время. Так как, по мнению жирондистов, конституция поправила бы то, что оставалось простонародного и бурного в республике, то они отделили мысленно плебс от нации. Служа одной, они рассчитывали предохраниться от другого. Они вовсе не хотели собственными руками, посредством нечаянной, необдуманной и смелой конституции, безропотно ковать себе топор, под которым их головам оставалось бы только преклониться.

Их преобладание, сохранявшееся еще в департаментах и в Собрании, ослабело в последние два месяца в Париже в виду смелости Коммуны, диктатуры Дантона, демагогии Марата и особенно перед обаянием Робеспьера.

Все усилия жирондистов умерить анархическое увлечение столицы только выказывали их слабость. Нация от них удалялась. Ни один из этих недавних любимцев общества не был выбран в Конвент городом Парижем. Все враги их, напротив, сделались народными избранниками.

Нетерпеливый народ требовал крайних решений у обеих партий. Популярность шла с публичного торга. Надо было соперничать в энергии и даже в ярости, чтобы приобрести ее. Монархическая оговорка, сделанная Верньо, Гюаде, Жансонне и Кондорсе в декрете о низложении упомянувших о назначении воспитателя королевскому принцу, навлекла на жирондистов подозрения. Эта монархическая подкладка обличала в них заднюю мысль восстановить монархию после низвержения. Якобинские журналы и трибуны старались извлечь выгоду из этого подозрения жирондистов в роялизме и умеренности. «Вы не сожгли своих кораблей, — говорили они, — пока мы сражались, чтобы низвергнуть трон, вы писали нашей кровью почтительные оговорки в пользу королевского сана».

Жирондисты не могли иначе отвечать на эти обвинения, не могли сделать ни шагу далее по пути якобинцев и Коммуны, не омочив ног в крови 2 сентября. Эта кровь внушала им отвращение, и они, не рассуждая, остановились перед преступлением. По воспитанию и по характеру эти люди были римлянами. Доступ к управлению всего народа, водворение той христианской демократии, которую Робеспьер превозносил в своих речах, никогда не входили в планы жирондистов. Перемена правительства исчерпывала всю их политику. Перемена общества оказалась политикой демократов. Одни были политиками, вторые оставались философами. Одни думали о завтрашнем дне, другие — о потомстве.

Итак, прежде провозглашения республики жирондисты хотели придать ей такую форму, которая предохранила бы ее и от анархии, и от диктатуры. Якобинцы же хотели провозгласить республику как принцип в любом случае, хотя, быть может, в результате пролились бы потоки крови, даже явились бы временные тирании. Дантон хотел провозгласить республику, чтобы вовлечь в дело революции всю нацию и сделать неизбежным и страшным столкновение между свободной Францией и тронами.

Наконец, многие другие, вроде Марата и его сообщников, хотели провозгласить республику как эру волнений и смут, в которую принижается то, что наверху, и возвышается то, что внизу. Пена нуждается в бурях, чтобы подняться и плавать на поверхности.

Каждая из этих партий должна была спешить, чтобы не предоставить другой выгоду первенства.