История жирондистов Том II

Субербьель, живший невидимкой в квартале Пале-Рояль со старухой служанкой, встретил меня у изголовья своей кровати с плохо скрытой радостью, как умирающий принимает своего наследника. В квартире его, помещавшейся в нижнем этаже вполне приличного дома, царил беспорядок, но это происходило от небрежности: предметы мебели были нагромождены один на другой, картина на картину: все это походило на аукцион.

Он являлся одним из самых близких поверенных Робеспьера, старшим врачом и в то же время главным агентом Марсовой школы, корпуса юных янычар, которые охраняли Конвент, а главным образом самого Робеспьера, и готовы были лететь к нему на помощь в случае, если бы его вызвали на бой в Собрании или в столице. Субербьель на протяжении сорока лет разделял все увлечения своего учителя «добродетельными идеями», в истинность которых верил до конца.

Мне, признаюсь, тяжело было переносить этот апофеоз Робеспьера. Во время рассказов южная кровь Субербьеля, приливавшая к голове, придавала его лицу выражение лица сивиллы, вдохновленной эшафотом; дрожь экстаза приподнимала седые волосы. А красный отсвет от пунцового полога, пронизанного лучами утреннего солнца, отражаясь на кровати старика, казался не отражением света, а кровью. Он не был жесток, но его до сих пор опьяняло поле битвы 9 термидора.

В чем цель исторического портрета? Не иначе как в том, чтобы вызвать и сосредоточить внимание на личности, которая появляется на сцене и сейчас будет действовать у вас на глазах. Следовательно, рассуждая логически, настает момент сказать читателю: «Вот каков был этот человек, вот откуда он явился, вот каким образом он вышел из мрака, через что прошел, прежде чем принять участие в данном событии».

Главное свойство моей книги, которое бросается мне в глаза, когда я перечитываю ее, и составляет, без сомнения, одну из причин возбуждаемого ею интереса, — это то, что люди занимают в ней гораздо большее место, нежели факты. Я везде олицетворял события в действующих лицах; это верное средство оставаться всегда интересным, так как люди живут, а события мертвы; у людей есть сердце, а у событий его нет; события отвлеченны, а люди реальны. Выкиньте из книги сотню людей, оживляющих ее своим духом, подогревающих все своей страстью, — и книги не существует.

Иллюстрации

Мирабо (1749–1791)

Принцесса Елизавета Французская (1764–1794)

Герцог Орлеанский (1747–1793)

Неккер(1732–1804)

Принцесса Ламбаль (1747–1793)

Госпожа Ролан (1754–1793)

Барбару (1767–1794)

Петион(1753–1794)

Верньо (1753–1793)

Барнав (1761–1793)

Мальзерб (1721–1794)

Байи (1736–1793)

Бриссо (1754–1793)

Кюстин(1740–1793)

Дюмурье (1739–1823)

Барер (1755–1841)

Фабр д'Эглантин (1750–1794)

Сент-Жюст (1767–1794)

Марат (1743–1793)

Дантон (1759–1794)

Фукье-Тенвиль (1746–1795)

Колло д'Эрбуа (1749–1796)

Сийес (1748–1836)

Баррас (1755–1829)