История жирондистов Том II (с оригинальными иллюстрациями)

Он бросается отдать приказание своему войску наступать на укрепленные возвышенности, соединяющие Кюэм с Жемаппом. Батальоны, стоящие неподвижно под ружьем с самого рассвета, уже ропщут на медлительность своего генерала. По знаку Дюмурье вся линия приходит в движение, батальоны строятся в три длинные колонны, одновременно затягивают «Марсельезу» и беглым шагом пересекают узкую долину, отделяющую их от возвышенностей. Сто двадцать орудий австрийских батарей беспрерывно изрыгают огонь на эти колонны, которые отвечают только боевым гимном. Выстрелы, направленные слишком высоко, пролетают над головами солдат и поражают только последние ряды. Две колонны начинают взбираться по склонам холмов. Третья, шедшая через лес, внезапно настигнутая восемью австрийскими эскадронами, останавливается, отступает и укрывается за селением. Эта нерешительность сообщается правой и левой колоннам. Дюмурье посылает молодого Батиста Ренара узнать о причине замеченного им беспорядка. Бесстрашный Батист стремительно пересекает пространство, отделяющее дивизию Дюмурье от леса, мимоходом собирая французскую кавалерию и направляя ее на помощь опрокинутой колонне. Но в это же время бригада генерала Друэна, изрубленная саблями, рассеивается окончательно. Клерфэ с высоты своей позиции замечает необычайное смятение, вызванное на равнине бригадой Друэна, и направляет туда всю кавалерию. Этот натиск, ужасный для неопытных батальонов, отрезает их и гонит врассыпную до передовой линии.

Центр оказывается увлечен в водоворот смятения, когда герцог Шартрский, сражающийся впереди, оглядывается и видит свои пришедшие в расстройство батальоны. Тогда, развернув лошадь, уже раненую в круп осколком гранаты, он с обнаженной саблей бросается на неприятельских гусар; за ним следуют его брат, герцог Монпансье, младшая из сестер Ферниг и несколько адъютантов. Герцог пересекает долину, пистолетными выстрелами расчищая себе путь, и бросается в самую жаркую схватку, продолжающуюся еще между остатками его готовых отступить бригад. Голос молодого генерала, лица его спутников, горящие жаждой победы, вид шестнадцатилетней девушки с пистолетом в руке задерживают бегство солдат, и вокруг молодого герцога образуется ядро из добровольцев от всех батальонов. Он наскоро строит их, ободряет и увлекает за собою. «Вы будете называться Жемаппским батальоном, — кричит он им, — а завтра вас будут звать батальоном Победы, которая находится в ваших рядах!»

С криком «Да здравствует республика!» он переходит долину под прикрытием огня, открытого кавалерией центра. Жемаппский батальон, усилившийся на пути благодаря присоединившимся к нему остаткам разбитых бригад, бросается на укрепления и по телам убитых взбирается на них. Людей, поднимающихся снизу, едва хватает, чтобы заместить собой убитых выстрелами с редутов. Герцог Шартрский и его отряд не могут продвинуться ни на шаг; они чуть не отброшены снова в долину, как вдруг генерал Ферран показывается из Жемаппа, взятого им только что штурмом, во главе шеститысячного отряда. Очутившись меж двух огней, австрийские генералы приказывают своим батальонам отступать, оставив Жемаппские высоты и редуты.

Во время этого отступления герцог Шартрский и генерал Ферран направляют свои объединенные силы — легкую пехоту и кавалерию — на арьергард австрийцев. Окруженный таким образом арьергард не имеет времени соединиться с главным корпусом; части пехоты удается спастись, побросав оружие и оставив раненых на произвол неприятеля, кавалерия мчится прямо в болота, окружающие подножие холма, и бросается в Хайн, глубокую и быструю реку с крутыми берегами. Четыреста или пятьсот человек и более восьмисот лошадей потонули в ней при переправе. Река, вода в которой поднялась от осенних дождей, унесла трупы людей и лошадей и выкинула их на берег милей ниже.

Дюмурье почувствовал, что теперь необходимо сомкнуть оба фланга, наполовину одержавших победу, чтобы слить их с центром, который уже не мог оказать им поддержки, особенно после поражения трех бригад в лесу; шагом спустился он с возвышенности, задумчивый, решившись командовать отступление. По лицу его было видно, чего ему стоило это решение. До тех пор он оставался только осторожным тактиком, а не победоносным генералом. Якобинцы и Конвент держали в эту минуту над его головой одновременно венок победителя и топор гильотины. От триумфа или гибели его славы в этот день зависело — то или другое опустится на его голову. У него не потребуют отчета в нескольких тысячах жизней, которые погибнут или будут сохранены благодаря его осторожности; у него потребуют отчета в славе французской армии и в победе революции, которые ускользнули бы от него вместе с победой в бою!