История живописи. Том 1

Дальнейшее развитие архитектурной живописи в христианско-античном и в первоначальном византийском искусстве можно проследить по целому ряду памятников, но в общих чертах это развитие сводится к упрощению, к обеднению, что находится в прямой зависимости от забвения технических знаний. Еще раз мы встречаемся с серией самостоятельных архитектурно-декоративных композиций в украшении Вифлеемской церкви, исполненно в XI в. (но, вероятно, повторявшие более древние образцы, быть может V в.); но вообще архитектурные элементы в живописи занимают, подобно пейзажу, все более скромное место и приобретают постепенно значение каких-то "символических реквизитов", определяющих место действия. Даже в самых интересных изображениях мистического Небесного Иерусалима, почти всегда встречающихся на картинах Апокалипсиса, или в передаче определенных мест (напр., в видах Равенны в S. Apellinare Nuovo или на фрагментах мозаичной карты Палестины из Мадабы) художники не подымаются над уровнем плоских и ребяческих схем[34]. В тех же случаях, когда они пытаются передать тот или иной перспективный эффект, они впадают в грубейшие ошибки, которые уродуют и кривят всю композицию. У этих мастеров нет никакого представления о сведении линий к одной точке или о значении горизонта. У кампанских художников недостаток в теоретических знаниях восполнялся большой наблюдательностью и опытом.

Византийская мозаика в Палатинской капелле в Палермо, XIIв.

Поздние же римские и византийские художники как будто никогда не видали зданий в натуре, а имели дело лишь с плоскими игрушечными вырезками. О пропорциях они заботятся столь же мало, и с течением времени все меньше и меньше. Никакого отношения между ростом фигур и зданий, для этих фигур назначенных, не существует. К этому надо еще прибавить, что с веками даже в деталях замечается все возрастающее удаление от действительности. Еще кое-какие параллели между действительной архитектурой и архитектурной живописью можно установить в произведениях VI, VII и даже X и XI вв., но дальше утверждается в византийском искусстве тот странный тип "палатной живописи", в которой все - произвол и условность. Нужно, впрочем, прибавить, что эти произвольные архитектурные вымыслы в своем удивительном нагромождении представляют часто прелестные (в чисто декоративном смысле), группировки, которые отлично вяжутся со всем "неземным", ирреальным стилем византийского искусства.

Характерно византийские, малопонятные в конструктивном смысле, "палаты" встречаются уже в миниатюрах ватиканского Октатевка X века. Перспектива исчезла, дома нарисованы как на детских рисунках - на три фронта, закругления башен не переданы; все имеет плоский "кулисный" характер; пропорции и раскраска самая произвольная. В знаменитых мозаиках XI в., украшающих церковь Дафнийского монастыря на дороге от Афин в Элевзис, здания имеют еще более нелепые формы, Иерусалим (картина "Восшествия") изображен в виде восьмиугольной коробки с полукруглым, точно из бумаги вырезанным, фронтоном над воротами (в которые никому из действующих лиц не проникнуть) и в виде ряда игрушечных построек за стенами этой коробки. Дом св. Анны представлен трехэтажным, но дверь его открыта во всю высоту здания, и во всю эту дверь стоит фигура прислужницы; таким образом, художник обнаружил, что у него не было никакого представления о соответствии внутренности здания с его внешностью. Впрочем, где только можно было, художники охотнее всего совершенно избегали изображения зданий (и вообще всяких декораций), занимая все пространство за фигурами действующих лиц золотом или синим колером. На том же золотом фоне представляется как сошествие Христа в ад (обозначенный лишь посредством сброшенных дверей и древнего олицетворения Аида), так и явление Христа среди апостолов (напр., в Сан-Марко в Венеции XI в.).

Позже, в XII, XIII веках, не без влияния Запада, замечается снова известное оживление в византийской живописи и даже некоторый технический подъем. Одновременно с более жизненным изображением фигур и обогащением композиции чаще встречаются и "декорационные элементы" - хотя и при сохранении однотонного (преимущественно золотого в мозаиках и голубого во фресках) фона. Даже снова появляется "ведута": среди наружных мозаик С. Марко имеется довольно подробное изображение, разумеется, лишь в виде чертежной схемы, самого собора, каким он выглядел в то время, а на другой мозаике сделана попытка представить внутренность собора в виде варварского архитектурного разреза. Любопытны также среди венецианских византийских мозаик беспомощные, но смелые изображения воды (потоп), деревьев (рай), скал (Синай) и проч.