История жизни, история души. Том 2

⁴ В сентябре 1965-го (9 и 12) были арестованы А. Синявский и Ю. Даниэль. 11 сентября был произведен обыск в квартире В.Л. Теуша и изъят хранившийся у него архив А.И. Солженицына. Вспоминая те дни, А. Солженицын писал: «Я могу только на ощупь судить , какой поворот готовился в нашей стране в августе-сентябре 1965 года <...>. Но близко к уверенности можно сказать, что готовился крутой возврат к сталинизму во главе с “железным Шуриком" Шелепиным» (Солженицын А. Бодался теленок с дубом: Очерки литературной жизни. Paris. YMCA-Press, 1975. С. 112).

В.Н. Орлову

21 октября 1965

Милый Владимир Николаевич! Ваше письмо, в к<отор>ом не содержалось категорического отказа от предисловия к неубитому медведю - пьесам, - меня обнадёжило и утешило; а если отзываюсь так поздно, то потому, что развинтилась, расклеилась, расхворалась и хотелось хоть немного собраться воедино. Плохо, когда попадаешь в руки к врачам, ибо все они говорят разное, а ты хлопаешь ушами и думаешь свою думку; т. к. я в Тарусе, то врачи мимохожие; в том числе и один психиатр попался — хотя речь идёт в основном о печени! «На сегодняшний день».

Что я хотела сказать ещё давным-давно, когда Вы писали о том, что все «члены жюри» не в восторге от «Царь-Девицы»: во-первых — хотелось, чтобы в сборнике по возможности были представлены всё жанры (за исключением Лебединого!¹) — в том числе и псевдобылинная ветвь; «Федра» уж слишком перевесила бы. Во-вторых и в-глав-ных: не так проста «Царь-Девица», как это кажется читающим, но неглубоко-вникающим (от них же первый - И.Г. Эр<енбург>²); именно в ней, в этой «русской», «сказочной» вещи — ключ ко всей последующей Цветаевой; недаром она сама, уже в поздние годы, писала кому-то о том, что Ц<арь>-Дев<ица> — та же Федра, а Царевич — тот же Ипполит, только в другие одежды ряженые³. Так оно и есть. Господи! Да именно в этой веши впервые сосредоточены цветаевские герои: стихов, поэм, пьес; и главный герой — Разминовение. Кафтаны ли, хитоны ли, бренная ли одежка XX века — второстепенные атрибуты Вечного. По-моему — хорошо, что в этом сборнике — Ц<арь>-Де-вица, Праматерь цветаевских образов — согласитесь со мной хоть раз! Впрочем, обожаю Вас без памяти именно за то, что Вы вечно не соглашаетесь и часто злитесь!

Теперь хочу сказать, что блоковские дневники, записные книжки, вернее, — замечательно интересны; вряд ли за последние годы встречала что-либо подобное и вряд ли встречу впредь. Поразительно встаёт Эпоха (с маленькой буквы её и захочешь — не напишешь!). Поразительно встаёт Блок-Человек (о поэте знаем по созданному им). И поразительно - слияние и не-слияние, совпадение и разминове-ние их - Эпохи и Человека.

На какой же высшей точке - жизни, творчества, времени - умер Блок! Ведь вскоре после эры «Двенадцати» пошла эра «Двенадцати стульев»; не блоковские времена... куда там!

Хорошо! Хорошо Вы сделали книгу; с громадным тактом. Спасибо Вам!

Вышел десятый номер казахстанского «Простора»⁴ с очень милыми мамиными записями об отце и прелестным, на мой взгляд, пре-дисловьицем Паустовского. У меня тут только один-разъединствен-ный экз<емпляр>. Если пришлют ещё хоть сколько-нб. - непременно пошлём Вам; не знаю, можно ли этот журнал купить в киоске или в магазине - в Тарусе-то уж во всяком случае нет!

Осень тут отнюдь не золотая, а бурая. Слава Богу, хоть гулять не манит от перевода. Сижу не сходя с места, как Островский у Малого театра; только что голуби не ... на голову, а так сходство полное <...>

Всего самого распредоброго вам обоим!

ВашаАЭ

' Говоря о «Лебедином» жанре, А.С. имеет в виду не только стихи из сборника «Лебединый стан», но и ряд других произведений, романтизировавших Белое движение.

² В «Страницах былого» А.С. пишет, что И.Г. Эренбургу была чужда «“простонародность" (просто - народность.) ее (Цветаевой. - Р.В.) “Царь-Девицы", и вообще - рассийское (так у А.С. - Р.В.), былинное, богатырское начало в ее поэзии, вплоть до самой рассийскости ее языка, к которой он оставался уважительно-глух всю свою жизнь» (Т. Ill наст. изд.).

³ Вероятно, А.С. излагает письмо матери 1923 г., где та, характеризуя героя поэмы - Царевича, пишет: «...он брат Давиду, и еще больше - Ипполиту (вместо гуслей - кони!). Вы думаете - я также не могла написать “Федру"? Но и Греция, и Россия - одежда... Сдерите ее и увидите суть» (цит. по кн.: Саакянц А. Марина Цветаева: Жизнь и творчество. М., 1997. С. 215).

⁴ В алма-атинском журнале «Простор» (1965. № 10) была напечатана мемуарная проза М. Цветаевой «Отец и его музей» (1. «Лавровый венок» и 2. «Открытие музея») с предисловием К. Паустовского «Лавровый венок».

А. И. Цветаевой

23 февраля 1966

Милая Ася! Попытаюсь рассказать обо всём подробно, т. е. моя вынужденная (из-за отсутствия времени) краткость приводит к нелепостям, а выяснять до ужаса некогда.