Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

Милый Эммануил Генрихович, Вам, наверное, будет интересна эта мамина анкета 1926 г.1, напечатанная когда-то в одном из парижских литературных журналов. Это — очень «она» тех лет. Потом уже отошли и Наполеон, и Гюго, и молодость, и дворянство. Княжество, природа, стихи, одиночество — главное — одиночество! остались до конца, до самого отъезда - куда — не скажу67.

Копию посылаю Тарасенкову, для восполнения пробелов его коллекции (кстати, глупое слово - годится только для бабочек!).

Анкету эту получила вчера от людей, столько лет её хранивших!

Всего Вам доброго и ещё раз спасибо за всё.

Ваша А.Э.

А.К. Тарасенкову

7 февраля 1956

Милый Анатолий Кузьмич, спасибо за весточку - дошла она до меня 6-го с последней вечерней почтой, шла как раз, как от Москвы до Омска, а это не со всяким письмом случается.

Как Вам эти морозы? Как дышится Вам и сердцу? Спасибо за Сонечку1. Мама очень любила её в «Белых ночах», только она эту самую «mise en scene»* помнила несколько иначе, чем Яхонтов рассказывает2 - не сидела Сонечка в кресле, а стояла, опираясь обеими согнутыми в локтях руками о спинку стула, так, как обычно о подоконник опираются, выглядывая наружу, знаете? и рассказывала, чуть покачиваясь, и все были не то что очарованы - зачарованы! Тут где-то рядом с нами живут её родственники или близкие друзья3, от которых я весной 1937 г. узнала о её смерти.

Сонечка Голлидэй в роли Настеньки в моноспектакле «Белые ночи»

Кто её помнит сейчас? её час ещё не пробил, она пока живёт на дне железного сундучка, как ещё не проклюнувшееся зернышко собственной славы — в маминой повести. В один прекрасный день они воскреснут обе — мама и Сонечка, рука об руку.

И опять все их будут любить. Не скоро приходит эта, самая настоящая, посмертная любовь, так называемое «признание», куда более прочная и непоправимая, чем все прижизненные.

Непоправимая, неутолимая наша любовь к Пушкину, и к Маяковскому, и

Мизансцену (фр.).

многим поныне живым — но рукой не достанешь и голоса не услышишь.

Новостей нет. Всё заморожено4. Что будет — напишу. Деборд-Валь-мор5 подаётся и поддаётся, но хуже, чем если бы у меня была своя собственная комната6, свой собственный стол и своё собственное время. Пока что из всех (пока что) переведённых (ещё начерно) строк мне нравятся только две:

Ты не узнаешь, до каких глубин Тебя постигла я своей любовью7.

Чуть было не поссорилась с Пастернаком, да ещё по телефону, да ещё из-за Казакевича. Его удержало то, что «ты - женщина, и тебе всё можно», а меня то, что он - это он. Но воистину ларец его неожиданностей неисчерпаем. Интересно, да? а ведь я Вам так и не расскажу, в чём суть дела, пусть всухую будет интересно.

Что ещё? «Из Ленинграда сообщают», что на каком-то вечере памяти Блока8 Берггольц в своём выступлении сказала о том, что в этом году выходит сборник Цветаевой. Она куда лучше информирована, чем мы с Вами.

Целую Вас с той же непринуждённостью, с к<отор>рой Вы, некогда, мою тетю.

ВашаАЭ

' В своем письме от 22.1.1956 г. А.К. Тарасенков переслал А.С. выписку из рукописи книги чтеца В.Н. Яхонтова «Театр одного актера» об исполнении актрисой Второй студии МХТ Софьей Евгеньевной Голлидэй (1894-1934) моноспектакля по повести Ф.М. Достоевского «Белые ночи». Дружбе М. Цветаевой и С. Голлидэй мы обязаны циклом 1919 г. «Стихи к Сонечке»; отпечаток ее индивидуальности носят женские образы цветаевских пьес этого года: Авроры в «Каменном ангеле», Розанетты в «Фортуне», Девчонки в «Приключении», Франчески в «Конце Казановы». Первая из этих пьес посвящена «Сонечке Голлидэй - Женщине - Актрисе - Цветку - Героине». Узнав о ее смерти, М. Цветаева написала стихотворение «Были огромные очи...», а также «Повесть о Сонечке» (1937), первая часть которой была опубликована в «Русских Записках» (Париж; Шанхай. 1938. № 3), вторая часть в кн.: Цветаева М. Неизданное: Стихи. Театр. Проза (Париж, 1976),

2 «Л.В. Гольденвейзер на руках выносил ее на сцену в розовеньком платьице с крапинками, усаживал в кресло и сам бежал открывать занавес. А Сонечка Голлидэй, помолчав минутку, начинала читать монолог Настеньки из “Белых ночей” Достоевского. Это было самое талантливое, самое яркое, что мне приходилось в те годы видеть» (Яхонтов В.Н. Театр одного актера. М., 1958. С. 206).

3 Семья Рогозинских - друзья семьи Цветаевой - Эфронов еще со времен Коктебеля.

4 Речь идет об издании книги М. Цветаевой.

5 А.С. переводила стихи французской поэтессы М. Деборд-Вальмор (17861859), включенные в очерк С. Цвейга «Марселина Деборд-Вальмор. Жизнь поэтессы».

6 После возвращения из Туруханска А.С. жила у Е Я. Эфрон в крошечной, загроможденной вещами комнатке, где заниматься было почти невозможно, так как Елизавета Яковлевна после перенесенного инфаркта работала со своими учениками-чтецами дома.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное