Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

Дорогой мой Аришик, рада была наконец получить твоё письмишко, хоть новости в нём содержатся не ахти какой блеск. Впрочем, будем привычно надеяться на лучшее и то, что не каждый год в нашей жизни — високосный. Так и чуяло сердце, Вадим1 всё изводится в поисках работы и места под щедрым солнцем. Легко себе представить, каково ему, и какое счастье, что вы вместе, если бы не это, то и вовсе можно было отчаяться. Мне очень понятно (изнутри) — его нынешнее состояние, по гроб жизни будет понятным и памятным. Чувствуешь себя этакой Эвридикой «среди живых». К счастью, он очень молод и всё это пройдёт, чего не могу сказать о себе... Жаль, жаль, что отношения с Учителем2 идут не гладко; пусть бы это, уж коли суждено, определилось бы потом, когда утряслись бы все прочие делишки. Учитель наш, увы, однолюб, и тебе приходится нести бремя этого самоотверженного однолюбия — именно бремя, ибо редкий человек владеет искусством, вернее - талантом любить другого так, как это нужно тому, другому. Думаю, что ты любишь Вадика так, что ему с тобой хорошо', по правде же обычно каждый любит, вольно или невольно, в другом лишь самого себя. Короче говоря, тайна сия велика есть, и очень хорошо, что милый Учитель отдыхает от вас «на озерах», а вы — от него, а дальше видно будет.

У нас тут весь июнь были тропики, теперь зарядил дождь, оно бы ничего, если бы ему, сиречь дождю, не предшествовали в самые первые июльские дни сумасшедшие грозы с ураганным ветром и градом, порядочно измолотившим наше (персональное) утлое сельское хозяйство и садоводство. Жалко цветников и будущих огурцов, а в общем Бог с ним со всем.

Получила вчера открытку от нашей Аси (Цв<етаевой>), которая, ничтоже сумняшеся «едет с Ритой»3, степень нашего восторга можешь вообразить — к счастью, кажется, ненадолго, т. к. они даже в этот трудный год отбывают в конце месяца в Палангу. Ну, это всё ерунда. А не ерунда то, что Ася устроила в «Новый мир» свои воспоминания о Горьком и ещё что-то, и таким образом лежащая там два года подборка маминых стихов «накрылась» окончательно; двух Цв<етаевых> журнал поместить, естественно, не может, а та, настоящая Цв<етаева>, писала о ком угодно, только не о Горьком. От подборки я не была в восторге, но дело тут не в восторгах, а, так сказать, в самой постановке дела: ещё раз мёртвому надо убраться с пути живого — и напорис-

того. Теперь путь маме ( — и её прозе) — надолго заказан в этот единственный порядочный журнал. Конечно, Ася и не думала заменить и подменить собой маму, но «так получилось». Живая собака сильнее мёртвого льва, и, того и гляди, сама в львах будет ходить. А мне за маму больно и ревниво. Вольные и невольные отражатели её и подражатели живут, питаясь её светом и соками, и кто-то принимает это за подлинное, за первозданное. А первозданное глубоко зарыто в своей безымянной могиле — доколе?

Скажу тебе со всей большевистской прямотой, что писать твоей маме мне решительно не о чем, даже учитывая всё на свете. (А я учитываю.) Как мне ни жаль её, а сердце моё к ней опустело и оскудело, для меня она - туча над твоей головой, уже прогремевшая однажды и ещё не отгремевшая. Конечно, она не виновата, что «она — такая», ей-Богу, мы все, и ты первая, ещё менее виноваты в этом. Крепко тебя целуем обе, сердечный привет Вадиму, будьте все здоровы, остальное - приложится. Как П.Е.4— не донимает? Привет ей.

Твоя Аля

' Муж И.И. Емельяновой В.М. Козовой был так же, как А.С., переводчиком с французского; А.С. удалось достать для него заказ на несколько переводов, в том числе на перевод поэмы Луи Арагона.

2 Шутливое прозвище И.З. Маленкович.

3 Рита - старшая внучка Анастасии Ивановны Цветаевой.

4 Полина Егоровна Шмелева.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

2 августа 1964

Дорогие Лиленька и Зинуша, получила Лилину открытку, из к<о-тор>ой вижу, что Скаррон мой многострадальный дошёл до вас <...>

Вчера, слава Богу, день был попрохладнее, приехала Аня на субботу и воскресенье, и мы втроём съездили на пароходике в Поленово (тут недалеко) - а оттуда до Тарусы пешком. Чтобы аппетит не гнал обратно, взяли с собой термос с чаем, бутерброды и огурцы и целый день провели на воле чудесно: побывали в старой поленовской деревушке Бёхово, где в одном из красивейших мест России стоит построенная Поленовым церковка, которую наши «антирелигиозные» чудаки пытались взорвать в целях борьбы с религией порядочно лет тому назад, но, к счастью, недовзорвали — она корнями впилась в свой исконный пейзаж и так и осталась стоять, изуродованная, но непобеждённая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное