Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

Погода все дни стояла холодная, ночами приближалась к заморозкам, только сегодня подул ветер с юга, нагнал туч — пахнет дождём и потеплело. Весна очень, очень запаздывает, даже черёмуха ещё не распускалась; все почки замерли, и лес опушается медленно и нехотя. Всё ждёт сигнала, знака. И скоро он, очевидно, будет дан. Нынче должны хорошо цвести яблони, вишни и опять же сирень. Как хочется, чтобы вы уже были на даче в дни, когда всё зацветёт и ещё будут петь соловьи! В нашем садике анютки глядят во все глаза и после долгих раздумий раскрылся один ярко-красный тюльпан на длинном стебле. <...>

Я набрала себе уйму работы переводческой. Дай Бог справиться - чтобы голова сдюжила. Как ей надоели чужие слова! - На самых днях приедет Аня, привезёт рукопись наших примечаний к маминой книге для последних доделок и сокращений. А как жалко сокращать такой интересный и такой впервые собранный и найденный материал, над которым столько было поработано!

Сколько надо терпения, чтобы жизнь прожить...

На днях зашла (зашли мы с Адой) в здешний дом отдыха, на территорию его, взглянуть на цветаевский домик, где умер Борисов-Мусатов, а после него — мамина мать. Домик начали разрушать. Скоро останется пустое место, а на нём построят ещё один корпус для «отдыхающих». Попробовала я защитить домик, поднять «общественность», начиная с Паустовского и кончая местной «интеллигенцией», но ведь заранее знаю, что ничего не получится. Кому это нужно? Говорят, что домик стар, не стоит средств, которые пришлось бы затратить на ремонт. (Хотели устроить в нём музей, посв<ящённый> «знатным» тарусянам.) Одним словом, сохранять его «нерентабельно». В вариантах маминых стихов, лежащих передо мной (всё к той же книге), есть строки:

Как мой высокомерный нос —

Дом, без сомнения, на снос,

Как мой несовременный чуб —

Дом,без сомнения, на сруб.

И сад, и нос, и лоб, и дом — Всё, без сомнения, на слом.66

Очень всё грустно, очень всё трудно. Самое трудное - мириться со «здравым смыслом» века, который (и смысл - и век) - безумие.

Крепко целую и люблю. Ада тоже. Дай Бог здоровья, остальное -приложится.

Ваша Аля

' Строки, не вошедшие в окончательный текст стих. «Дом» («Из-под нахмуренных бровей...», 1931) (ИП-65. «Варианты». С. 715-716).

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

23 мая 1965

Дорогие Лиленька и Зинуша, пишу таким галопом, чтобы отправить с сейчас уезжающей Аней, так что не удивляйтесь каракулям и бестолковости!

Очень, очень жаль Веру Павловну66, такого тихого и самоотверженного спутника нашего, её великого сердца и таких трогательных рабочих рук, её робости и гордости и того, что с ней, почти безгласной, тоже уходит целый мир, пусть ею не высказанный, но тем более пережитой и тем ревнивее ею хранимый.

Не терзайтесь тем, что вы (мы все) ничем не сумели и не успели ей помочь. К счастью, она не чувствовала, не предчувствовала исхода своей болезни и ушла от нас «тихо и внезапно» - как Вы написали. Разве не великий дар судьбы, разве не награда за такую её жизнь -такой уход — без предчувствий и мучений? Благодаря этому она ушла из жизни, а не из болезни, а не из душевной и физической агонии; ушла, думая о том, как бы самой помочь, а не ожидая помощи; ушла, не мучаясь разлукой. Ушла, нужная людям, а не нуждающаяся в них. Спасибо ей великое за всё; уж коли есть Рай — превыше всех орбит всех ракет и превыше всех досягаемостей, она — там. <...>

Крепко, крепко целую.

Ваша Аля

Соловьи поют, кукушка кукует. И ростки выбиваются из земли...

А.А. Саакянц

Дорогая Анечка <... > вчера звонила Вика1; она советовалась с кем-то там; думают — она с её консультантами - что надо (насчёт денег) организовать ходатайство от цвет<аевской> комиссии, а также отТа-русского исполкома на имя Федина2, в СП. Я ей сказала, что какие-то демарши предпринял, насколько мне известно, Паустовский, и попросила её связаться с ним и выяснить, как он действует и действует ли вообще, чтобы не было энного количества разобщённых «акций». Вика сказала, что Эр<енбург> на самых днях уезжает заграницу надолго; она постарается получить его подпись (под будущим, коли оно понадобится, заявлением от комиссии) — впрок, чтобы впоследствии оно нас не задержало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное