История жизни, история души. Том 3

Всю жизнь искал тот край отец, всю жизнь искал и пел о нём, пока настигла смерть отца.

Ах, и белы моей земли снега, моей зимы снега!

Для смерти жизнь недорога, и жалость незнакома ей.

У смерти твёрдая рука, и что ей слёзы матерей, шаманов пляс и крик детей? Смерть бьёт всегда наверняка, она без промаха разит, рукой незримого стрелка стрелок поверженный лежит...

Я стар,

но память мне верна, верна, как старая жена, светла, как полымя костра, как нож охотника, остра.

И в зимний хлад и в летний зной я ту весну ношу с собой, в себе, души пресветлый клад. Я ту весну ношу с собой и в горя час, и в счастья день.

Она в душе моей сейчас, она ведёт меня вперёд за часом час, за годом год, от рук моих отводит лень

и жизни пробивает путь и старости отводит тень.

Где вы, земли моей снега? где вы, зимы моей снега? Лучами вымыты снега, лучами выжаты снега, в озёра вылиты снега.

Необратима и горда восставших рек кипит вода, восстав от ледяного сна, вся к солнцу тянется тайга -конец снегам, пришла весна, корнями выпиты снега.

* * *

И вот, в саду старинном Как в самом раннем детстве, С лукошком за малиной Пошла я по соседству.

Сияли в отдаленьи Платки и платья женщин,

Таз медный для варенья,

И солнце — чуть поменьше.

Всё было неизменно Иль началось сначала,

И времени, как сцены,

Я чувство потеряла.

<лето 1955> * * *

Мой первый шаг! Мой первый путь Не зреньем узнаю, а сердцем.

Ты ждал меня! о, дай вздохнуть, Приотвори мне детства дверцу!

И ты открылся, как ларец!

На! ничего наполовину!

Твой каждый мостовой торец Вновь устлан пухом тополиным...

Первоисточник всех чудес (Зачем они вошли в привычку!) Как звёзды доставал с небес Снежинками на рукавичку Ты помнишь? Всё, чем был богат, Ты отдал, щедр и неоплачен,

Мой первый дом, мой первый сад, И солнце первое в придачу.

Так,откровеньями маня,

Путём младенческих прогулок Ты ввёл когда-то в жизнь меня, Борисоглебский переулок!

* * *

Я искала тебя всю ночь,

И сегодня ищу опять,

Но опять ты уходишь прочь,

Не дозваться и не догнать.

Не остыли твои следы,

Звук шагов твоих слышу я,

Но идёшь, не задев земли,

Но идёшь, не смутив воды, Ненастигнутая моя.

Веретёнами фонарей Отражается ночь в реке,

Не сожму я твоей руки В опустевшей своей руке.

Край одежды твоей ловлю,

Между пальцев - клочок зари. Знаешь ты, как тебя люблю,

Хоть со мною - заговори!

Иль земная чужда печаль?

Нов какой же тогда тоске Возвращаешься по ночам К растоптавшей тебя Москве?

Стихотворения (кроме «Город солнцем выпит и выжжен...») впервые опубликованы в журн. «Новый мир». 2000. № 1. С. 108—109.

УСТНЫЕ РАССКАЗЫ⁵

О МАТЕРИ

ПАПИН ИМЕНИННЫЙ ПИРОГ

Накануне папиных именин пришла тётя Вера — самая младшая из папиных старших сестёр, которую мама не очень любила, потому что, будучи, пожалуй, умнее Лили, она более правильно, не с эмоциональной стороны, а разумом поняла и оценила похищение моей мамой моего папы. И потом тётя Вера, по мнению мамы, своими огромными, добрыми и печальными глазами и несоответствием их со всем остальным лицом походила на княжну Марью, которую мама ненавидела.

Так вот, пришла тётя Вера и сказала: «Завтра Серёжины именины, вот я испекла пирог...» Пирог был яблочный, огромный, с решёточкой, которая была сделана артистически - сначала положены тоненькие прутики, а потом защипнуты края, словом, роскошный пирог. А посреди пирога стояла маленькая Дюймовочка. «Это для Али», — сказала тётя Вера.

Пирог в ожидании завтрашнего торжества поставили на буфет, а буфет стоял в моей комнате. Я легла спать, сжимая Дюймовочку в кулаке, я с ней разговаривала, о ней думала, и постепенно мои мысли перекинулись на пирог, в котором она жила... Я встала, босиком дошла до буфета, поднялась на цыпочки, отломила маленький кусочек решетки, вернулась в кровать и с Дюймовочкой в кулаке съела кусочек её дома. Потом опять встала, опять отломила кусочек пирога и опять, вернувшись, съела его в кровати. Так я путешествовала несколько раз, пока не утомилась и не уснула.

А утром было такое солнышко, такой свет и — папины именины! Меня одели, я и думать забыла о своих ночных вылазках. Вдруг кто-то вспомнил про пирог, хотели нести его в столовую. Подошли, смотрят...

— Мариночка, посмотрите, мыши! — говорит доверчивый папа.

— Это не мыши, это Аля! — Мама проницательно взглянула на меня.

— Не может быть!

— Я вам говорю, что это она!

— Но всё-таки странно, Мариночка, ведь она же ничего не ест, ведь заставить её проглотить что-нибудь невозможно! С какой бы стати она стала...

Мама смотрит на меня и спрашивает:

— Это ты?

Я придвигаюсь поближе к папе и говорю, глядя маме в глаза:

— Нет, что Вы! Ведь я же ничего не ем! С какой бы стати я стала...

— А это что? - говорит мама, близоруко вглядываясь в дорожку из крошек, ведущую от моей кровати к буфету.

«Как мальчик с пальчик!» - подумала я, погибая.

ЛЮБОВЬ СТОЛИЦА¹

Мама меня спрашивает: «Что такое Любовь Столица?»

Все другие дети сказали бы, что «Любовь» — это любовь, а «Столица» — это столица. Я же ответила, что у любви сто лиц.

ТАТЬЯНА ФЁДОРОВНА СКРЯБИНА