Прошел год, и Иоанна, опьяненная любовью, ни на минуту не заподозрила своего любовника в неискренности. Роберт Кабанский, по своей натуре скорее тщеславный, чем нежный, ловко прятал свою холодность за братской заботой, слепой покорностью и преданностью, готовой на любые жертвы. И, может статься, ему удавалось бы еще долго держать любовницу в неведении, если бы молодой граф д’Артуа в свою очередь безумно в нее не влюбился. У принцессы словно пелена спала с глаз. Она стала сравнивать чувства двух своих воздыхателей, и чутье, которое никогда не обманывает женщину, если она любима, подсказало Иоанне, что Роберт Кабанский любит ее ради своей выгоды, в то время как Бертран д’Артуа отдаст жизнь, лишь бы видеть ее счастливой. Луч света осветил ее прошлое, она перебрала в памяти обстоятельства, предшествовавшие и сопровождавшие ее первое увлечение, и холод разлился по жилам Иоанны при мысли, что ее отдали на растерзание низкому соблазнителю, и кто? – женщина, которую она любила больше всех на свете и называла своей матерью!
Сжавшись в комок, принцесса горько расплакалась. В один момент лишившись всего, что было дорого сердцу, она сумела совладать с болью, а потом, охваченная внезапной яростью, гордо подняла голову и подменила любовь презрением. Роберт, не ожидавший такого высокомерного и равнодушного приема, в особенности после былой приязни, удивился и стал ревновать. Самолюбие его было уязвлено, и он разразился горькими упреками и жестокими встречными обвинениями. Слетели маски, и сердце принцессы было теперь для него навсегда потеряно.
Вдова великого сенешаля поняла, что пришло время вмешаться. Она выбранила сына и обвинила в том, что своей неуклюжестью он поставил под удар исполнение всех ее замыслов.
– Раз уж ты не сумел обуздать ее душу любовью, – сказала она Роберту, – придется призвать на помощь страх. Честь Иоанны в наших руках, и она никогда не посмеет нам перечить. Думается, она влюблена в Бертрана д’Артуа, чьи томные взоры и смиренные вздохи так несхожи с твоей горделивой беззаботностью и деспотическими порывами. Мать князей Тарентских, императрица Константинопольская, не упустит возможности поспособствовать амурным похождениям принцессы, лишь бы постепенно отдалить ее от мужа. В качестве посредницы выберут Канцию, и рано или поздно мы застанем д’Артуа у ног Иоанны. И тогда она ни в чем не сможет нам отказать.
В скором времени престарелый король умер, и прозорливая Катанийка стала ждать момента, который должен был решить дело. Чутье ее не обмануло: увидев, как граф д’Артуа входит в апартаменты королевы, она громким голосом позвала сына и повлекла за собой.
– Идем, – сказала она Роберту. – Теперь королева в наших руках.
Такова была цель прихода матери и сына в опочивальню Иоанны.
Королева стояла посреди комнаты. Она была бледна и не сводила глаз с балдахина над кроватью, хоть и пыталась скрыть свое волнение за улыбкой. Иоанна сделала шаг навстречу своей воспитательнице и наклонила голову, чтобы та могла поцеловать ее, как это было у них заведено по утрам. Катанийка с наигранной сердечностью запечатлела на ее челе поцелуй, а потом посмотрела на сына, стоящего тут же, преклонив колено.
– Моя прекрасная государыня, позвольте смиреннейшему из ваших подданных, – заговорила она, указывая на Роберта, – принести свои искренние поздравления и засвидетельствовать вам свое глубочайшее почтение!
– Встаньте, Роберт, – сказала Иоанна, благожелательно протягивая ему руку. В голосе ее не было ни намека на горечь. – Мы выросли вместе, и я никогда не забуду, что в детстве, в эти счастливые годы, когда мы с вами оба были чисты и беспорочны, я называла вас своим братом.
– Раз уж вы заговорили об этом, сударыня, – отвечал Роберт с ироничной усмешкой, – знайте, что и я никогда не забуду все те ласковые имена, которыми вы удостаивали меня в былые времена.
– А я забуду, что говорю с неаполитанской королевой, – подхватила вдова великого сенешаля, – и еще раз поцелую мою любимую доченьку! Сударыня, прошу, прогоните прочь тоску! Довольно вам плакать! Все мы чтим вашу скорбь, но не пора ли вам показаться добрейшему неаполитанскому люду, не перестающему благословлять небеса за то, что послали им такую красивую и великодушную королеву? Пришло время излить свою милость на ваших верных подданных, и мой сын, который преданностью всех превосходит, в своем желании служить вам с еще большим усердием, прежде других явился просить вас о благодеянии!
Иоанна с укором посмотрела на Роберта и, обращаясь к Катанийке, добавила с глубочайшим презрением:
– Я ни в чем не могу отказать вашему сыну, моя наставница, и вы это знаете.
– Он просит даровать ему звание, принадлежащее ему по праву, ибо он наследует его от отца, – звание великого сенешаля Королевства Двух Сицилий! – парировала та. – Смею надеяться, доченька, вам это не доставит ни малейших затруднений.
– Мне нужно посоветоваться с регентским советом.