История знаменитых преступлений

– Совет утвердит любое волеизъявление королевы, – сказал Роберт, повелительным жестом протягивая Иоанне пергамент. – Попросите посодействовать вам… ну хотя бы графа дʼАртуа!

И он грозно посмотрел на покачнувшуюся занавесь балдахина.

– Ваша правда, – поспешила согласиться с ним королева.

Она подошла к столу и дрожащей рукой подписала пергамент.

– А теперь, доченька, в благодарность за всю ту заботу, которую я дарила вам в детстве, во имя любви, что нежнее и сильнее материнской, я умоляю вас оказать нам милость, о которой наша семья будет помнить вечно.

Королева отшатнулась. Щеки ее порозовели от изумления и гнева. Но прежде чем она сообразила, что ответить, вдова великого сенешаля продолжала бесстрастным голосом:

– Прошу вас сделать моего сына графом Эболи.

– Это не в моей власти, сударыня. Все неаполитанские бароны придут в негодование, если я, исключительно по своей прихоти, возвышу до дворянского звания, причем одного из самых высоких в королевстве, сына…

– …прачки и негра? Это вы хотели сказать, сударыня? – ухмыльнулся Роберт. – Что ж, Бертран дʼАртуа и вправду может оскорбиться, если я, как и он, стану именоваться графом!

И, схватившись за эфес шпаги, он шагнул к королевскому ложу.

– Бога ради, Роберт! – вскричала королева, останавливая его. – Я сделаю все, что вы просите.

И она поставила свою подпись на пергаменте, провозглашающем Роберта Кабанского графом Эболи.

– А теперь, дабы мой новый титул не казался иллюзорным, – продолжал Роберт с циничной дерзостью, – почему бы вам не подписать еще один указ? Удостойте меня привилегии быть членом королевского совета и распорядитесь, если вам это будет угодно, чтобы всякий раз, когда речь пойдет о чем-то важном, голос мой и моей матери на совете считался решающим!

– Никогда! – вскричала Иоанна, бледнея. – Филиппа, Роберт, вы злоупотребляете моей слабостью, вы дурно поступаете со своей королевой, дурно и недостойно! В эти дни я пролила столько слез, вытерпела столько боли, ибо скорбь моя велика! У меня нет сил сейчас заниматься делами. Уходите, прошу! Еще немного, и силы оставят меня!

– Что я слышу! – воскликнула лицемерная Катанийка. – Доченька, неужели вы нездоровы? Немедленно прилягте!

Она быстро подошла к кровати и схватилась за край занавеси, скрывавшей графа дʼАртуа.

Королева пронзительно вскрикнула и, как львица, накинулась на свою наставницу.

– Прекратите! – глухим голосом проговорила она. – Вот привилегии, которых вы требуете. А теперь уходите, если вам дорога жизнь!

Катанийка с сыном тотчас же молча покинули опочивальню – они получили все, что хотели. Растерянная Иоанна, дрожа всем телом, устремилась навстречу Бертрану дʼАртуа, который, не помня себя от ярости, обнажил кинжал и хотел было броситься вслед за бывшим фаворитом и его матерью, чтобы отомстить за снесенные королевой оскорбления. Но уже в следующее мгновение сияние умоляющих глаз Иоанны, прикосновение ее рук и ее слезы обезоружили его. Он упал к ее ногам и в исступлении целовал их, позабыв попросить прощения за свое неурочное появление и не говоря ни слова о своей страсти, как если бы они давно уже любили друг друга. Расточая нежнейшие ласки, утирая слезы, целуя дрожащими губами ее волосы, он мало-помалу заставил Иоанну забыть и ее гнев, и клятвы, и раскаяние. Убаюканная мелодичными словесами возлюбленного, она отвечала односложно, плохо понимая, что происходит, и сердце ее билось так, словно хотело вырваться из груди. Словом, королева снова поддалась неодолимому очарованию любви, когда шум шагов внезапно оборвал ее восторги. Но на этот раз юный граф успел без излишней поспешности удалиться в смежную комнату, и Иоанна приготовилась встретить незваного гостя с холодным и строгим достоинством.