История золушки глазами крестной феи (СИ)

— Ой, пан дворецкий. У меня как раз есть то шо Ви так долго искали. А шо я з того буду иметь?

Ой, как он встрепенулся! Ой, как он подорвался и расплылся в хищном оскале! Я аж сбледнула с лица, слава богу, на Аленкином личике ничего не отобразилось.

— А шо Ви мне могете предложить, Цаца моя? Ишо одна карета на огороде заныкана? А шо мене мешает ее просто забрать?

— Ну, попытайтесь, пан дворецкий, если найдете! — я посмотрела на него зло и продолжила. — А от на чем Ви будете делать гешефт, когда у Вас ще одну карету попросять? А? А со мной Ви уже таки поссорились и сделали мене больно и не чуть-чуть! И Ви таки начнете извиняться, а оно мене надо?

— И шо ты хочешь? — он устало опустился на стул и обреченно уставился на меня. Было видно, что мужик осознал как попал, с одной стороны монаршая семейка, с которой не шутят. Сейчас он удовлетворит потребности царя-батюшки, но где гарантия, что от него не потребует еще одну карету царица-матушка? А с другой стороны я, и со мной нужно дружить, ведь я источник будущего дохода и избавление его от монаршего гнева.

— Та собственно ничо я такого не хочу. Иосиф Моисеевич, не тут же за новый гешефт говорить? Ви завтра до меня приехайте, отам за жизнь нашу скорбную и покалякаем. У накладе не останетесь. А може исчо и заработаете!

— Ну, гляди, Цаца, враг з Йоси Голдберга дюже страшный! — пригрозил он мне.

— Та шо Ви, пан дворецкий? Та разве ж я? Та ни в жизть! — Аленка состроила самое честное выражение лица и, слава богу, догадалась поклониться.

Иосиф Моисеевич выплыл в двери, а потом обернулся и продолжил:

— Завтра з утреца буду, жди! — и вышел из комнаты.

— Фиалка, а чего это было? — удивилась она.

— А это, Аленка, был дворецкий в панике. Замечательно, все идет, как я и задумывала. А вот завтра нам предстоит тяжелое утро. Его нужно будет уговорить на совместный гешефт, тху, вот же привязалось. На совместное дело. Я уже и название для нашего каретного тюнинг-ателье придумала «Майбах-кар»!

— А чего кар? Ты же не ворона? — изумилась она.

— От много ты понимаешь! Кар — это кареты, а «Майбах» — это марка таких престижных повозок у иномирье, а мы чем хуже?

Утро следующего дня началось крайне беспокойно. Ни свет, ни заря приперся дворецкий. Ни я, ни Аленка толком глаза еще не продрали, не говоря уже про умывание и ежедневную пробежку с гимнастикой, которые у нас уже стали привычным ритуалом. Поэтому пришлось в срочном прядке занимать Аленкино тело, ведь сидя у нее на плече, такие сложные переговоры не провести. Здесь ведь важно не только что ты говоришь, но и жесты, выражение лица и еще масса нюансов. Хороших переговорщиков специально натаскивают на разрешение сложных ситуаций разного плана. А с тем, что я говорю за Алену и какое у нее при этом дебил…, кхм., скажем так, простоватое выражение лица, нормальные переговоры не провести.

— Открывай, Цаца! — ломился в дверь дворецкий.

— Та шо Ви ломитесь, господин дворецкий? Та ще з рання у хату молодой незамужней дивчины, шо мене соседи скажуть? А хто мне потом моральную компенсацию платить будет? — стук как-то резко прекратился.

Этот бедный мир еще не знал, что такое моральная компенсация и что по поводу нее можно поиметь через местный суд. Но видимо Йося попой почувствовал, что если он дальше будет продолжать в том же духе, то он будет первым пострадавшим от судебного прецедента подобного рода. И даже войдет в историю, но уж от этого ему точно легче не станет.

Я вышла на крыльцо и в предрассветной мгле рассмотрела встревоженное лицо дворецкого.

— Иосиф Моисеевич! Здоровеньки булы! И шо Ви так рано приперлися? — позволила я себе немного фамильярности.

— Хочу убедиться шо она у тебя таки есть! — его лицо искажала тревога и неуверенность. Кто же с таким выражением на лице на переговоры ходит? Да просто за покупками?

— Ша, Йося! Не стану брехать, карета таки есть и она у этом дворе. Красива и укомплектована по высшему разряду, только шо я буду з того иметь?

— Две тысячи, — как от сердца оторвал он.

— Моисейч, я Вас таки крепко уважаю, но з чего Ви решили, шо оту лялю я продам за даром? — удивилась я.

— А шо Ви хочете?

— Половину, — я посмотрела на него спокойно, ведь явно меньше чем за десять тысяч он ее царю не впарит. А мне, тху, нам тоже деньги нужны, с чего это я ему восемьдесят процентов дарить буду? За красивые глаза? Так они у него самые обыкновенные.

Он аж задохнулся от возмущения и опять полилась старая песня, про пухнущую с голоду семью и дефицит яду.