Историк

С того раза я много раз переживала подобное. До тех пор были французские упражнения, абстрактные, как примеры по математике. Понятая фраза служила лишь мостиком к новому упражнению. Никогда еще я не испытывала трепета понимания, когда слово от мозга переходит к сердцу, когда новый язык обретает движение, разворачивает кольца, вплывает в жизнь перед твоими глазами, когда дикий скачок памяти в мгновенном восторге высвобождает значение, когда печатные значки букв взрываются горячим светом. С тех пор то же случалось со мной и при работе с текстами на других языках: с немецким, с русским, с греческим и — на краткий час — с санскритом.

Но первое откровение стоит всех последующих. «II уaussiunelegende…» — выдохнула я, и Барли склонился над моим плечом, но еще прежде, чем он подсказал перевод, я уже понимала: «Есть еще предание, что Дракула, самый благородный и опасный из всех вампиров, приобрел свою силу не в странах Валахии, но посредством ереси монахов Сен-Матье-де-Пиренее-Ориентале, бенедиктинской обители, основанной в тысячном году от рождества Господа нашего».

— Да зачем это все? — спросил Барли.

— Для школьного сочинения, — повторила я, но наши глаза встретились над страницей, и он словно впервые увидел меня.

— Вы хорошо знаете французский? — смиренно спросила я.

— Конечно. — Он улыбнулся мне и опять нагнулся к странице. — «Говорят, что Дракула каждые шестнадцать лет посещает монастырь, чтобы воздать дань своему истоку и обновить связь, позволяющую ему жить в смерти».

— Пожалуйста, дальше! — Я вцепилась в край стола.

— Пожалуйста, — отозвался он. — «Вычисления, произведенные в начале семнадцатого века братом Пьером Прованским показывают, что Дракула появляется в монастыре во второй четверти майской луны».

— В какой фазе сейчас луна? — жадно спросила я, но и Барли тоже не помнил.

Дальше о Сен-Матье не упоминалось: следующие абзацы пересказывали документ перпиньянской церкви о поветрии, поразившем овец и коз в 1428 году, причем неясно было, кого винит в этой беде монастырский летописец — вампиров или угонщиков скота.

— Забавная история, — высказался Барли. — У вас дома, в семье такое читают развлечения ради? Не хотите ли послушать о вампирах на Кипре?

В толстом фолианте не нашлось больше ничего полезного для моих целей, и, когда Барли многозначительно взглянул на часы, я со вздохом отвернулась от заманчивых корешков вдоль стен.

— Ну, я повеселился, — заметил Барли, спускаясь по лестнице. — Вы не похожи на других девушек, правда?

Я не очень поняла, что он хотел сказать, однако решилась считать его замечание комплиментом.

В поезде Барли развлекал меня болтовней о студенческой жизни, историями о чудачествах преподавателей, а потом сам пронес мой чемоданчик по сходням парома над маслянистой серой водой. День был холодный и ясный, так что мы устроились в пластиковых креслах внизу, подальше от ветра. Барли сообщил мне, что за весь семестр ни разу не высыпался, и тут же задремал, подложив под локоть скатанный валиком плащ.

Он проспал часа два, и за это время я успела многое обдумать. Прежде чем пытаться связать звенья исторических событий, пришлось решать, что делать с миссис Клэй. Она, конечно, встретит меня на пороге дома, исходя беспокойством за меня и отца. Значит, мне до утра из дому не выйти, а когда я не вернусь из школы в обычное время, дама пустится по моему следу, неотступная, как волчья стая, да еще созовет на помощь всю амстердамскую полицию. С Барли тоже надо было что-то решать. Я послушала, как он скромно похрапывает себе под нос. Завтра мы выйдем из дома вместе, только я — в школу, а он — на паром, и мне придется позаботиться, чтобы он не опоздал.

Миссис Клэй и вправду встретила на пороге дома. Барли стоял рядом со мной, пока я искала ключи, и восторженно вертел головой, любуясь старыми доходными домами над блеском канала.

— Восхитительно! И рембрандтовские лица прямо на улице!

Когда миссис Клэй распахнула дверь и втащила меня в дом, он, кажется, готов был обратиться в бегство. К моему облегчению, хорошие манеры возобладали. Они вдвоем удалились в кухню звонить мастеру Джеймсу, а я взбежала наверх, крикнув через плечо, что хочу умыться с дороги. На самом деле — и сердце у меня виновато толкнулось в груди — я собиралась взять штурмом отцовскую цитадель. Потом подумаю, как разобраться с миссис Клэй и с Барли. Я чувствовала, что в комнате отца меня ждет находка.