Историк

— Убери! — завопил библиотекарь.

Я добрался до него одним прыжком, не касаясь земли. Его головенка ударилась о пол со звуком, от которого перевернулись мозги и у меня в голове. Элен нагнулась надо мной. Она была совсем белой и совершенно спокойной. Серебряный крестик, купленный за двадцать пять центов, свисал из ее руки к лицу плюющегося и брыкающегося человечка. Библиотекарь был слабоват, и через несколько минут возни я прижал его к земле — ценой немалых усилий, потому что и сам проводил время над старинными бумагами, а не в спортзале.

Он обмяк в моих руках, и я прижал ему бедра коленом.

— Росси, — визжал побежденный. — Это нечестно. Была моя очередь! Ради этого я двадцать лет вел поиски.

Он зарыдал — отвратительные, жалкие всхлипывания. Голова его моталась то вправо, то влево, и мне хорошо видны были две ранки над краем воротничка — два неровных прокола. Я старался не касаться их пальцами.

— Где Росси? — зарычал я. — Говорите сейчас же — где он! Что вы с ним сделали?

Элен ближе поднесла к его лицу крестик, и он отвернулся, корчась под моими коленями. Даже в такое время меня поразило, какое действие производит символ веры на эту тварь. Что это — Голливуд, суеверие или история? Но ведь он вошел в церковь, хотя держался поодаль от алтаря и приделов. Мне припомнилось, что даже перед служительницей алтаря он попятился.

— Я его не трогал! Ничего не знаю!

— Еще как знаешь! — Элен нагнулась ниже.

На лице ее была ярость, но щеки белы как мел, и теперь я заметил, что свободной рукой она зажимает горло.

— Элен!

Должно быть, я закричал, но она только отмахнулась, нависнув над библиотекарем.

— Где Росси? Чего ты ждал двадцать лет? Он съежился на полу.

— Положить тебе его на лоб? — пригрозила Элен, опуская распятие.

— Нет! — взвизгнул он. — Я скажу. Росси не хотел. Я хотел. Нечестно. Он взял Росси вместо меня. Взял силой — когда я готов был служить ему по доброй воле, помогать ему, каталогизи… — Он вдруг захлопнул рот.

— Кто? — Я слегка приложил его затылком об пол. — Кто забрал Росси? И где вы его держите?

Элен поднесла ему крестик к самому носу, и человечек всхлипнул.

— Мой повелитель, — прохныкал он.

Элен протяжно вздохнула у меня над ухом и села, откинувшись на пятки, словно брезгливо отстраняясь от его признаний.

— И кто твой повелитель? — Я сильнее нажал коленом. — Куда он забрал Росси?

Его глаза полыхнули огнем. Страшно было видеть, как нормальные человеческие черты превратились в иероглифы, таящие ужасный смысл.

— Туда, куда должен был забрать меня! В могилу!

Может быть, у меня ослабли руки, или признание разбудило в нем новую силу — одним своим ужасом, как мне подумалось позднее. Так или иначе, он вдруг выдернул одну руку. Она взметнулась жалом скорпиона и ударила меня по запястью. Резкая боль пронзила ладонь, и я отдернул руку, выпустив его плечо. Не успел я опомниться, а он уже был на лестнице, и я бросился в погоню, грохоча по железным ступеням, нарушая спокойное течение семинара и тишину царства знаний. Мне мешал портфель, но даже в горячке погони я не желал оставить или бросить его. Или передать Элен. Она рассказала ему про карту. Изменница!

И он ее укусил, хоть на мгновенье. Значит, теперь и в ней скверна?

В первый и последний раз я промчался бегом сквозь тишину нефа, где полагалось ходить чинной поступью. Я едва замечал обращенные ко мне изумленные лица. Библиотекаря не было. Он мог спрятаться в задних комнатах, в отчаянии соображал я, в закоулках каталогов или в комнатушках уборщиц, в помещениях, куда нет допуска читателям. Я распахнул настежь переднюю дверь: дверцу, прорезанную в высоких, запертых навечно створках готических дверей в вестибюль — и встал на ступенях. Солнечный свет слепил, словно и я тоже был обитателем подземного мира, сожителем крыс и летучих мышей. Перед библиотекой остановились машины. Скапливалась пробка, и на тротуаре рыдала, указывая куда-то, девушка в униформе официантки. Кто-то что-то кричал, двое мужчин стояли на коленях перед колесом одной из машин. Ноги хорька-библиотекаря, неправдоподобно перекрученные, торчали из-под днища автомобиля. Закинув одну руку на затылок, он лежал, уткнувшись лицом в выпачканный кровью асфальт, уснув навеки.

ГЛАВА 22