О решительности самого Ж. Годшо отстаивать необходимость изучения истории Французской революции на широком фоне революционных событий в Европе и Америке свидетельствует хотя бы тот факт, что он не отказался от «атлантической» теории не только после выхода Франции из НАТО в 1966 г., но и в последующие годы [526]
в отличие от Ф. Фюре, часто менявшего свои взгляды по частным вопросам, не всегда это обосновывая[527].Если советские историки были в курсе всех основных обозначившихся сдвигов и процессов во французской историографии, то, к сожалению, того же нельзя сказать об осведомленности французских исследователей относительно достижений советской исторической науки. Причина тому – их незнание русского языка. Однако, несмотря на это и на имевшиеся существенные разногласия, Ж. Годшо проявлял к работе советских историков неизменный интерес и прилагал активные усилия для развития сотрудничества. Он неоднократно принимал участие в двусторонних встречах историков СССР и Франции, выступал с рецензиями на работы советских коллег (в частности, А.З. Манфреда и В.М. Далина), переведенные на французский язык, сам неоднократно публиковался во «Французском ежегоднике» и выступил одним из авторов сборника «Великая французская революция и Россия»[528]
.Словом, с советскими историками Ж. Годшо связывала многолетняя творческая дружба. В свою очередь, и А.З. Манфред высоко ценил личный вклад «крупнейшего специалиста по проблемам истории Французской революции» «в развитие научного сотрудничества историков наших двух стран»[529]
. Но мне все же гораздо проще судить о связях Ж. Годшо с советскими историками на примере его взаимоотношений с В.М. Далиным, и в особенности по их переписке, поскольку возможностей лично встретиться у них было немного: Виктор Моисеевич принадлежал к числу «невыездных», а французскому историку довелось побывать в СССР лишь дважды – для участия в работе IV коллоквиума советских и французских историков в Ереване (1969) и XIII Международного конгресса историков в Москве (1970).В.М. Далин, человек крайне добросовестный и высоко ответственный, с готовностью сообщал французскому коллеге о новейших советских публикациях по истории Франции, отправлял ему не только выпуски «Французского ежегодника», очередные тома сочинений Г. Бабефа, свои монографии и статьи, но и другие советские издания[530]
.Поэтому после выхода первых же моих статей по истории Директории В.М. Далин сразу порекомендовал мне отправить их оттиски на просмотр Ж. Годшо, тем более что тот публиковал в «Ревю историк» аналитические обзоры по историографии. В отличие от некоторых своих французских коллег, Ж. Годшо, несмотря на преклонный возраст, не счел ниже своего достоинства отвечать на мои письма и высказывать мнение о первых работах начинающего советского исследователя. Его послания свидетельствовали о том пристальном внимании, с которым он следил за публикациями во «Французском ежегоднике», ибо относительно опубликованных в нем моих статей он неизменно сообщал, что еще до получения оттисков был знаком с их содержанием, поскольку в ежегоднике тогда все статьи сопровождались резюме на французском языке.
Особенно мне запомнилось первое письмо Ж. Годшо – о моей статье «Павел I и Людовик XVIII»[531]
, посланное в Институт истории СССР АН СССР, оттуда было отправлено в Институт археологии и этнографии АН АрмССР, и только потом доставлено в Институт истории, где я работал. Как и В.М. Далин, я не сомневался, что тематика моей статьи, написанной на основе неопубликованных документов Архива внешней политики Российской империи, заинтересует Ж. Годшо, крупнейшего специалиста по истории французской контрреволюции. Но письменного отклика с его стороны, признаюсь, не ожидал. На основе одного резюме им была дана всесторонняя, глубоко научная оценка моего текста. Было в особенности приятно прочесть следующее: «Сожалею только, что не знаю русского языка, чтобы прочесть ее полностью»[532]. В тот же вечер я отправил копию этого письма В.М. Далину, вскоре приславшего лапидарный ответ: «Очень за Вас рад» [533].Ж. Годшо и в последующих письмах неоднократно высказывал свое сожаление в связи с незнанием русского языка. Меня очень огорчило одно из его писем, после того как я отправил ему свою статью о выборах V года (1797) в Законодательный корпус при Директории[534]
. Он писал: «Поскольку, к несчастью, я не знаю русского, то не смог ее прочесть»[535]. Правда, он поблагодарил меня за ссылки на его исследования: на сей раз это оказалось единственно доступным для него в моей статье, ибо в журнале «Новая и новейшая история» статьи публиковались тогда без резюме на европейских языках.