Историки Курского края: Биографический словарь

• русско-литовский;

• московский;

• императорский;

• советский;

• российский.

Эта периодизация, как видно, совпадает с общероссийской.

Таким образом, в лице Курского Посеймья перед нами многовековой образец тех жизненных реалий, что соответствуют культурноисторическому понятию «регион» (он же, если не требуются терминологические тонкости, «край» или «местность», «земля», «область» в усреднённом, разновременном значении этих слов), чьи границы во времени и пространстве то совпадают с условно-административными, то отличаются от них. В основе регионализации – жизнедеятельность субэтнической общности людей-земляков, осуществляемая при климате и ландшафте, прочих природных условиях определённого типа, в тех или иных внутриполитических и международных обстоятельствах.

А региононим «куряне» – одно из самых ранних и устойчивых земляческих определений в истории Руси-России, фигурирующее в источниках с домонгольских времен (летописи, «Слово о полку Игореве») и непрерывно до наших дней, т. е. около тысячи лет. Применительно к составляемому мной словарю важны не столько различия, сколько поэтапная преемственность между отдельными отрезками развития данного региона: от потестарного объединения славян «семцев» – к удельному княжеству державы Рюриковичей, Киевской Руси; – через монгольский разор, подчинение Орде и литовское подданство – к военному укрепрайону Московского царства; – потом наместничеству, губернии императорской, затем Советской России – и, наконец (с 1934 г.), области СССР, ныне Российской Федерации. Некоторая изменчивость и проницаемость границ курских земель за последнее тысячелетие не нарушали намного и надолго их исходного политико-географического ядра.

Очертив на всякий случай предмет региональной истории, обратимся к субъекту регионально-исторического познания. Поясним, кого ниже предлагается считать историками края. Тем самым раскрываются принципы составления и пополнения словника для настоящего издания. Конечно, в эту когорту входят не только и не столько те лица, кто жил и писал на территории Курщины, а те, кто сумел сказать новое слово, прибавить фактов и гипотез об её прошлом.

Научная история, как и наука вообще, – довольно поздний «плод» европейской культуры. Но становлению академически-университетской историографии предшествовали долгие периоды летописной и постлетописной «истории» своего рода, пограничной с вненаучными, мифолегендарными моделями прошлого. Как бы не отличались до– и предначные варианты историографии от её же вполне развитых стадий, от них вряд ли стоит отмахиваться, в том числе при словарной работе. Не стоит рассматривать как курьёз присутствие в региональном словаре персонажей из донаучных эпох отечественной истории – летописцев, агиографов, мемуаристов и т. п. Именно их усилиями сохранены для потомков первые, поистине бесценные крупицы исторической памяти. Для Курска это и «отец русского летописания» Нестор, в чьём «Житии Феодосия Печерского» впервые упомянут и, главное, подробно описан Курск сразу после своего возникновения; и князь Владимир Всеволодович Мономах, в чьём знаменитом «Поучении детям» сохранился термин «семцы», т. е., должно быть, жители Посеймья; и те курские воеводы и их подручные, которые первыми, ещё в XVII в. начали описывать здешние древности, а не только искать драгоценные клады. Эти лица представляют предысторию самой исторической науки, её генезис на русской, в том числе региональной почве.