Историки Рима

XCVIII. В этом труднейшем положении Марий не испугался и не пал духом, но с турмою личной охраны, для которой выбирал не самых близких друзей, но самых храбрых солдат, скакал он взад-вперед, то подавая помощь своим, там где им приходилось слишком туго, то нападая на врагов, там где они ломили особенно густо; в ударах копья обнаруживал он теперь заботу о своих людях, ибо командовать при всеобщем смятении ни малейшей возможности не было. День уже угас, но варвары и не думали отступать, напротив, исполняя наказ царя, который внушил им, что ночь — за них, рвались вперед еще упорнее. Тогда Марий принимает решение, подсказанное обстоятельствами, и, чтобы доставить римлянам укрытие, захватывает два соседние холма, из которых один с полноводным родником, но для лагеря слишком мал, другой же как раз удобен, оттого что высок и почти отовсюду крут, а стало быть, укреплений требует незначительных. Подле источника Марий ставит на ночь Суллу с конницей, а сам постепенно стягивает рассыпавшуюся пехоту — благо и у неприятеля царило такое же точно замешательство — и затем скорым шагом уводит всех на холм. Трудность позиции заставляет царей прекратить сражение, но отступать они своим не велят, а располагаются в беспорядке у подошвы холмов, плотно их окружив. Загорелись частые костры, и далеко за полночь варвары ликовали на свой варварский лад, плясали, орали, и оба предводителя похвалялись победою, оттого лишь, что не бежали. С высоты, из потемок римляне могли сколько угодно любоваться этим зрелищем, которое внушало им немалую бодрость.

XCIX. В самом деле, глупость врага чрезвычайно ободрила Мария, и он распорядился соблюдать полную тишину и даже, нарушая обычай, запретил трубачам трубить смену караулов. А перед рассветом, в час, когда враги, наконец, притомились и уснули, он вдруг отдает приказ караульным и трубачам по когортам, турмам и легионам, чтобы они все разом трубили сигнал, а воинам — чтобы с боевым кличем выскакивали за ворота. Мавры и гетулы, внезапно разбуженные непонятным и грозным шумом, не в состоянии были ни бежать, ни взяться за оружие, ни вообще что бы то ни было предпринять или чем-либо озаботиться: грохот, крик, смятение, страх, чувство беспомощности, натиск наших — все, вместе взятое, почти что лишило их рассудка. В конце концов неприятель был разбит наголову, оружия и боевых знамен потерял без числа, а мертвыми — больше, чем во всех предыдущих сражениях: сон и небывалый ужас помешали бегству.

С. Затем Марий продолжил свой путь к зимним квартирам (он решил провести зиму в приморских городах ради выгод подвоза), но победа не прибавила ему ни беспечности, ни самонадеянности, и он подвигался боевым порядком, словно в виду врага. Сулла с конницею прикрывал правый фланг, на левом находился Авл Манлий с пращниками, лучниками и когортами лигурийцев. Открывали и замыкали поход манипулы легкой пехоты под началом трибунов. Перебежчики, которыми дорожили всего меньше, а местность они знали лучше всех, следили за перемещениями неприятеля. Но консул, точно не было иных начальников, обо всем заботился сам, появлялся повсюду, раздавал заслуженные похвалы и укоры. Всегда наготове и при оружии, он требовал того же и от солдат. С прежнею осмотрительностью правил он путь, укреплял лагерь, ставил на часы в воротах когорты легионеров, за укрепления высылал конников из вспомогательного войска, назначал стражу на вал, да еще лично поверял караулы — не из опасения, что приказы его худо исполняются, но чтобы воины с охотою переносили свои труды, видя, что командующий трудится наравне с ними. Нет сомнения, что и тогда, и во всякую иную пору войны с Югуртой Марий поддерживал порядок в войске, взывая скорее к совести, чем к страху. Многие утверждали, будто он заискивает перед солдатами, другие — что получает удовольствие от всякого рода суровостей и лишений, которые у остальных людей зовутся тяготами, а ему привычны с детства. Как бы то ни было, общее дело не несло ни малейшего урона, словно при самой строгой власти.

CI. На четвертый день, невдалеке от города Цирты, отовсюду разом показались поспешно возвращавшиеся лазутчики, и Марий понял, что неприятель рядом. Но так как появились они с разных сторон, а знаки все подавали одни и те же, консул не мог решить, каким образом строить боевую линию, и потому остановился в ожидании, не изменив походного порядка, готовый к любой неожиданности. Так просчитался Югурта, разбивший войско на четыре самостоятельных отряда, в надежде что из них хоть один выйдет римлянам в тыл. Первым в соприкосновение с противником вступил Сулла. Ободрив своих, он приказал сплотить коней как можно теснее и нападать турмами. Всадники помчались на мавров, остальные по-прежнему стояли на месте, прикрываясь от летевших издали стрел и дротиков и умерщвляя всякого, кто отваживался на рукопашную.