Историко-политические заметки: народ, страна, реформы

Не следует забывать и об объективных экономических законах. Они проявляются, в частности, в том, что, борясь с инакомыслием и оппозицией, элита старается выбрать метод, который в рамках коррупционной системы кажется более экономичным.

Креативные, «мягкие» методы кажутся более затратными; они требуют участия слишком большого числа акторов, координаторов, и все эти акторы требуют вознаграждения за лояльность и участие в проектах. Кроме того, мягкие методы не приносят немедленного эффекта, а во время вспышек протестной активности власть требует быстрого результата.

Силовые методы проще, дают (на первый взгляд) быстрый результат и, якобы, не требуют платы за исполнение задания, поскольку работа осуществляется в рамках военно-полицейского приказа. Поэтому в последнее время выбор все чаще делается в пользу силовых методов.

На самом же деле силовики, спецслужбы в силу коррумпированности всей системы требуют плату за услуги и постепенно ее получают.

Первой формой вознаграждения становится еще большее участие высоких чинов силовых структур в крупном бизнесе, включая стратегические направления – интернет-бизнес, телекоммуникации.

Другая, менее очевидная форма – расширение полномочий по вмешательству в частную жизнь граждан, что дает возможность извлекать материальную выгоду из борьбы с инакомыслящими – выдача негласных разрешений на занятие политикой, шантаж («плати, а то посадим»). Постепенно круг жертв данного бизнеса может расширяться до рядовых оппозиционеров, случайных людей и даже людей, не участвующих ни в каких акциях.

Вероятно, побочным эффектом такой тенденции станет практика доносов.

В долгосрочной перспективе ставка на силовые методы может оказаться стратегической ошибкой, поскольку неизвестно, захотят ли спецслужбы, превратив борьбу с инакомыслием в коррупционный бизнес, эффективно выполнять задачи, которые перед ними ставит верховная власть.

Впрочем, это лишь один из вариантов развития событий.

Гораздо большая опасность – не только для элиты, но и для всей России – состоит в том, что система, где нарушен нормальный обмен информационными сигналами, очень уязвима. Опыт падения царской власти, да и советской власти показывает, что любое усложнение политической ситуации (война, неблагоприятная экономическая конъюнктура, гонка вооружений) может погубить систему. Точно так же начинает распадаться ослабленная нервная система организма, если вдруг увеличивается нагрузка на нее.

На примерах 1990–1991 гг. и 1917 г. можно видеть, как именно происходит подобный распад.

Во-первых, номенклатура среднего уровня не видит смысла угождать верховной власти при ее ослаблении и, стремясь сохранить свои позиции, встает на путь популизма. Во-вторых, региональные элиты пытаются спастись, отгораживаясь от Центра и друг от друга, используя для этого регионализм и национализм.

Когда это происходит, лишь маленького толчка – такого как нехватка продуктов в Петрограде в начале 1917 года или авантюра ГКЧП в августе 1991 года – достаточно для мгновенного паралича государства. До сих пор оказывалось, что к такому повороту событий готовы только самые деструктивные силы, которые и извлекали выгоду из всеобщего коллапса.

iv Корпоративное государство и коррумпированная экономика

Важно понимать логику движения к корпоративному государству в условиях экономики, стержнем которой является коррупция. Побуждая силовые структуры нарушать закон, суд выносить несправедливые приговоры, парламент принимать аморальные законы, – власть вынуждена платить исполнителям за эти услуги. В одном случае плата производится в форме ненаказания (закрытия глаз) на то, как исполнитель занимается распилами, откатами, крышеванием, вымогательством. За более существенные услуги требуется более существенная плата, – например, издание законов, открывающих новое поле для коррупции. Чаще всего такие законы одновременно служат подавлению инакомыслия и созданию кормушки для тех, кто непосредственно осуществляет это подавление. Пример – законы об НК О, о расширительном толковании понятия государственной измены. На очереди законопроекты, запрещающие критику органов власти. Таким образом, механизмы коррупции одновременно являются механизмами ужесточения режима.

Но есть и оборотная сторона. Рано или поздно «премиальные ресурсы» власти заканчиваются. Именно поэтому корпоративное государство (как и любая другая подобная модель) остается недостроенным, слабым. И именно поэтому мы можем констатировать парадоксальную вещь: при сверхкоррумпированной экономике нельзя довести до конца ни один проект вообще. Даже политическая система, которая является максимально благоприятной для коррупции, – система, так упорно, в течение многих лет создаваемая элитой, похожа на дом, достроить который не хватает сил и средств.

v О русском политическом постмодернизме

Что мы понимаем под политическим постмодернизмом