Историко-политические заметки: народ, страна, реформы

«Уход» был альтернативой борьбы за приспособление государства к своим нуждам и, в конечном счете, постепенного его преобразования, в ходе которого на Западе выстраивалась общественно-политическая практика, основанная на договорных отношениях, создавались соответствующие законы, социальные, политические, правовые институты.

Появлению на Западе Великой хартии вольностей (Magna Carta)[57]предшествовала длительная и практически не прекращавшаяся социальная и политическая борьба на ограниченном природными условиями пространстве – острове. В географическом плане это полная противоположность Руси – обширной территории с условными и подвижными границами.

Значение территориального фактора для формирования социально-политического облика русского централизованного государства – не новость для отечественной историографии. В частности, к нему серьезно относится А.Н. Медушевский[58].

Мы считаем, что наличие свободных территорий было значимым фактором и на более ранних этапах, чем формирование московского централизованного государства.

На раннем этапе этот фактор усиливался специфическим характером варяжского государства, которое изначально формировалось вокруг торгового пути с Востока на Запад («из варяг в греки»), и именно торговлю, деньги, движимое имущество, а не землю, рассматривало как основную ценность и источник обогащения[59].

Мы также обращаем внимание на функциональный разрыв между народом-обществом и властью-государством.

Смысл этого разрыва не в расхождении между интересами государства и народа (оно для средневековья как раз естественно), а в недостаточности условий для развития механизма взаимного предъявления интересов, столкновения, «притирки» и, в конечном счете, согласования этих интересов. Вместо него выстраивается своего рода симбиоз народа-общества и власти-государства, который на этапе освоения обширного географического пространства оправдывает себя и даже может служить основой развития, но в дальнейшем становится фундаментом системных проблем.

В послеордынский период (XV–XVI вв.) существованию и закреплению схемы «ухода» способствовало освоение бывших ордынских территорий. Как отмечал В.О. Ключевский, в это время колонизация становится фактором русской истории.

Церковная реформа второй половины XVII в. и окончательное закрепощение крестьян в середине XVII–XVIII вв. стали стимулом к дальнейшему движению на окраины и за окраины государства. Возможно, именно механизм «ухода» лег в основу быстрого (в пределах столетия) «триумфального шествия» русских через пространства Сибири до Тихого океана.

Не стоит забывать и о казачестве, которое находилось в особых отношениях с государством и охотно принимало беглецов со всей страны.

«Переселенческая» идея с акцентом на уход от действующей власти сохраняется как одна из основных парадигм общинного сознания до конца существования общины[60]. По крайней мере с XVII и вплоть до начала XX вв. популярными в крестьянской среде остаются легенды о «далеких землях» со справедливым устройством жизни, противопоставляемым заведомо несправедливой реальности.