Историко-политические заметки: народ, страна, реформы

Автор исследования о ментальности русских «низов» в годы Первой мировой войны О. Поршнева констатирует распространенность этого явления: отсутствие уважения к чужой собственности и убеждение в несправедливости распределения общественного богатства, стяжательстве «верхов» обусловливали устойчивость такого явления, как воровство. По свидетельству В. Плетнёва, «оно было для многих этически не возбуждавшим особых мыслей фактом: «поймал карася» (подшипник), «увёл» пару-другую болтов, кусок бабиту или меди – дело простое: «они» больше воруют». Рабочие рассматривали воровство как дополнительный заработок, поэтому оно оставалось обыденным явлением. Часто встречалось обусловленное этими же ментальными установками нарочито небрежное отношение рабочих к оборудованию и материалам… при том, что к своему инструменту рабочие (выходцы из крестьян) относились весьма бережно[100].

Кроме того, если необратимость социальной трансформации была задана Великими реформами, то ее темп прямо зависел от дальнейших осмысленных действий политического руководства, а эти действия вплоть до Первой русской революции и премьер-министерства П. Столыпина ускорению перемен не способствовали. В результате социальная трансформация к 1914 г. была далеко не завершенной и продолжалась она в условиях большевистского социального эксперимента.

Исторический характер, крестьянское общинное сознание

Мы намереваемся говорить не об этносе, а о народе в социально-политическом понимании. А с этой точки зрения нет обобщенного и усредненного «народа», на протяжении столетий сохранявшего общие типические черты. Этой характеристике наиболее соответствует крестьянство, долгое время составлявшее абсолютное большинство населения страны и действительно обладавшее оригинальным мировоззрением, изучение которого возможно. Правда, говоря о чертах крестьянского сознания в применении к сегодняшним реалиям, надо делать поправку на то, что процесс интеграции крестьянства в индустриальное общество и соответствующей трансформации сознания был искажен коллективизацией, превратившей трудовое крестьянство, кровно связанное с землей, в обезземеленную и тотально пораженную в правах «рабсилу».

Кроме того, специфика российской истории в том и состоит, что крестьянская масса и образованное общество долгое время были разделены фактически цивилизационно. Поэтому черты сознания европеизированного образованного общества, сформировавшегося в XVIII–XIX вв., заслуживают отдельного изучения.

Еще один элемент мозаики отечественного общественного сознания – ментальность коммерсантов и предпринимателей. Учитывая важность представлений о частной собственности, предпринимательстве и конкуренции и вообще «духа капитализма» для формирования всех институтов буржуазного общества, отметить особенности этой части общественного сознания в рамках данной работы особенно важно.

Отдельно надо ответить на вопрос о влиянии на образ мысли всех категорий общества православия. Здесь много стереотипов, которые кажутся аксиомами, но на поверку являются атавизмами воинствующего атеизма, целенаправленно подменявшего знания о религии клишированными инвективами.

Наконец, особого внимания заслуживают этно– и геополитические мифы, воспроизводимые и транслируемые государством, исторически отделенным от общества.

* * *

В центре традиционного крестьянского сознания – мифический образ земли, который, возможно, более значим, чем все остальные крестьянские идеи вместе взятые. Земля и работа на ней определяет весь ход жизни крестьянина.

Далее приведем цитату из исследования, основанного на материалах Поволжья начала XX в., но, по нашему мнению, дающего представление об архетипах крестьянского сознания в целом.

«К мифам крестьянства и о крестьянстве можно отнести следующие сюжеты:

♦ мифический образ Земли;

♦ основная доктрина социальной утопии – идея «черного передела»[101] как способа преодоления кризиса потребительского хозяйства;

♦ миф об идеальном варианте социальной организации, выстроенной на приоритетах общинного архетипа;