Историко-политические заметки: народ, страна, реформы

Понимание событий февраля 1917 невозможно в отрыве от событий предшествовавших 12-ти лет – с первого кризиса власти в XX веке.

Результатом того кризиса, развивавшегося на фоне трагической русско-японской войны, стал манифест 17 октября, давший жителям России определенные гражданские свободы и парламент – Государственную Думу.

Избирательное законодательство было составлено таким образом, что наиболее весомую долю представительства получало крестьянство, которое, как предполагалось, должно было стать опорой трона.

Выборы состоялись в начале 1906 года, относительное большинство на выборах получила конституционно-демократическая партия. После того как Дума попыталась вмешаться в решение важнейших для страны вопросов, в частности, аграрной реформы, она была распущена.

Избранная следом вторая Дума была более радикальной, популистской, недоговороспособной. Ее роспуск 3 июня 1907 г. сопровождался внесением в избирательное законодательство изменений, ограничивающих избирательные права рабочих и крестьян.

Работа третьей Думы с правительством П.А. Столыпина очень во многом напоминала нормальную парламентскую деятельность: споры, дебаты, эмоциональные выступления, поиск компромиссов и их достижение. Однако в этом большая заслуга самого премьера Столыпина. Он стремился сделать Думу своей опорой и проводить свои реформы (прежде всего, земельную и образовательную) при поддержке народного представительства. Эта поддержка была нужна Столыпину, в том числе и для преодоления сопротивления окружения царя, радикальных монархистов.

Последний парламентский кризис, в котором участвовал Столыпин был инициирован именно крайними консерваторами из Государственного Совета (верхней палаты парламента, назначаемой царем). Летом 1911 года они провалили представленный премьером и одобренный Думой законопроект о самоуправлении в западных губерниях, усмотрев в нем угрозу Империи.

Роль премьера в работе с парламентом была так велика, потому что согласно законодательству полномочия Думы оставались очень ограниченными. Правительство не было ей подотчетным, она не имела рычагов влияния на формирование правительства, в кризисных ситуациях Дума и Государственный совет могли быть временно распущены, а нужный закон проведен указом императора. Не было особых ограничений лишь в возможности заявлять свою позицию, критиковать правительство.

Легальные механизмы, адекватные требованиям времени, дополнялись, а потом и заменялись коррупционными схемами. Более того, они становились неотъемлемой частью державноадминистративной системы, которая эти самые легальные механизмы отвергала как либеральную заразу. Окружение государя, Распутин не только естественно вписывались в разраставшиеся коррупционные схемы, но и создали новые. Соприкосновение растущего рынка и неподконтрольной обществу бюрократии породило феномен чиновников-миллионщиков.

Премьер Столыпин выбрал стратегически верный путь экономических реформ, но в тактическом, политическом и человеческом плане оставался придворным, не умевшим налаживать отношения с зарождавшимся публичным политическим сословием в Государственной Думе и в земствах и, тем более, с крестьянами, которых его реформы коснулись больше всего. К тому же, жизнь двора при Николае II была устроена так, что все то время, когда Столыпин нес на себе груз и ответственность крайне радикальных реформ, он «для разводки» все более третировался ближайшим окружением царя и крайними консерваторами, для которых любые институциональные перемены были нежелательны, потому что вели к перетряске сложившейся структуры отношений, сложившихся связей. Найден был и «патриотический» ответ на неудачи – обвинение во всех бедах «подрывных элементов» и еврейские погромы.

В условиях войны отсталая и коррумпированная государственная система рухнула из-за пронизывавшей все управленческие уровни коррупции, дезорганизации снабжения фронта и тыла, роста пораженческих настроений в войсках и тотального недоверия к власти.

К началу войны опорой трона и самым близким к царю человеком был уже не монархист-реформатор Столыпин, а «мистический старец» Григорий Распутин.

Символом нехватки у Думы полномочий стало назначение незадолго до войны на должность председателя правительства безынициативного, зато управляемого и верного трону старого бюрократа Горемыкина.

Война сначала консолидировала общество вокруг власти, но потом, как и русско-японская в 1905-м, высветила все те же проблемы: неповоротливость гражданской и военной бюрократии, воровство интендантов, некомпетентность и трагические ошибки в управлении экономикой и войсками.

В 1915 г. разразился «снарядный голод» – систематическая нехватка боеприпасов на фронте.

Дума пыталась влиять на ситуацию, ее представители работали в особых совещаниях по снабжению армии и промышленности (наряду с представителями правительства, Госсовета, крупных промышленников).

Однако полномочий не хватало и в 1915 г. большинство фракций Думы, за исключением крайне правых и социал-демократов, сформировали Прогрессивный блок, объединившийся вокруг идеи «ответственного министерства», то есть подотчетного Думе правительства.

Требование не было выполнено, а сессия Думы 3 сентября 1915 была прекращена царем.

С начала 1916 г. началась правительственная чехарда – хаотичная смена председателей и членов правительства. За год сменилось 4 председателя правительства: Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын.

Все это происходило на фоне роста общественного недовольства как трудностями войн и положением страны в целом, так и лично императором, императрицей и их ближайшим окружением, всем тем, что вошло в историю под названием «распутинщина».

Речь здесь идет не только о «массах», в которых распространялись самые фантастические слухи о Распутине, царской семье, царице-немке и т. д.

Ситуацию считали нетерпимой и большинство представителей элиты, и не только либеральной: от членов семьи Романовых до генералитета. После того как в декабре 1917 г. царь, расстроенный убийством Распутина, досрочно покинул совещание высших офицеров всех фронтов, оно только усилилось.

Февральские волнения 1917 года в Петрограде только начались с выступления недовольных хлебными очередями работниц 23 февраля. Они очень быстро переросли в массовые многочисленные демонстрации. Большую роль в обвальном росте числа демонстрантов сыграл объявленный накануне локаут на Путиловском заводе из-за нехватки сырья, в результате которого тысячи рабочих остались на улице.

25 февраля царь, находившийся в ставке во Пскове, решил, как в сентябре 1915-го, приостановить сессию, но Дума не подчинилась и вновь выставила требование «ответственного министерства».

26 февраля руководство Петроградского гарнизона попыталось остановить массовые выступления, войска стреляли в демонстрантов, однако 27 февраля гарнизон перешел на сторону демонстрантов.

Телеграфная переписка Думы и Ставки продолжалась до 2 марта. Николай II так и не согласился на «ответственное министерство». 2 марта он принял делегацию Думы – Александра Гучкова и Василия Шульгина и подписал манифест об отречении в пользу брата Михаила. В манифесте об отречении говорилось, что новый монарх должен «править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены». Это было провозглашение конституционной монархии.

Однако 3 марта от престола отрекся и Михаил, заявивший, что взять на себя ответственность за страну может только по решению Учредительного собрания.