Вдруг дверь подъезда, мимо которого проходили бравые мастера, с грохотом распахнулась, и на пороге возник рыцарь в шипастых доспехах экзотического вида. Веров решительно двинулся наперерез ему. Замешкавшийся Эрик был немало удивлен, увидев, как бригадир после короткого разговора отступает, возвращаясь на первоначальный путь. Рыцарь, вестимо, сгинул.
— В чем дело? Почему смежников не вызываем?
Веров только отмахнулся.
— Он что, тебе денег дал? А поделиться?
— Да не рыцарь это, только внешне стилизован.
— Ролевик?
— Ящер.
— В смысле?
— В натуре. Ну ящер, рептилия разумная рыцареподобная с такой планеты, что ее координаты в справочнике занимают полстраницы мелким шрифтом. А земного имени у нее нет. В общем, это не наш клиент. Точнее, не наши неприятности. У нас есть свой объем спасения мира.
Брегис только рукой махнул досадливо. Более всего в новом качестве его расстраивали неожиданные повороты — то инструменты не те взял, хотя действовал по инструкции; то не тем тоном вопросы задавал, хотя точно скопировал манеру Верова. Теперь вот эта пакость панцирная…
— Веро-о-о-ов! — грянуло откуда-то сверху. — Заходи-и-и-и!
Веров досадливо поморщился и, задрав голову, крикнул:
— Потом зайду! Некогда!
— Заходи-и-и! — вонзился в уши новый вопль.
Было в нем что-то неестественное, словно акцент, только непонятно, какой. Или странноватый тембр. Брегис вопросительно уставился на напарника.
— Придется идти, — вздохнул тот. — Не угомонится ведь, весь район на уши поставит. А потом и тех, кого не надо, но кому положено.
Кричавший из окна десятого этажа субъект наружность имел самую обычную — взъерошенную шевелюру, красную явно от возлияний физиономию. Облачен был в рубашку-ковбойку, застегнутую на неправильные пуговицы. Более никаких особенностей рассмотреть не удавалось.
Сан-техники поднялись в дребезжащем лифте на нужный этаж, где в дверном проеме нетерпеливо приплясывал знакомец Верова. Как и подозревал Брегис, костюм неведомого персонажа дополняли неизбежные «треники» с пузырями на коленях и тапочки, издававшие явственный котовий аромат, что характеризовало обитателя жилища не только как существо разумное, но и душевное.
— А у меня виски есть! — воскликнул он радостно. — Угощаю! Односолодовый, с дымом!
— Самогон, попросту говоря, — проворчал Веров. — Но что поделаешь, Штирлиц, придется соответствовать. Это мой друг и боевой товарищ, Борманом кличут. А это уважаемый, очень уважаемый гость в данном пространстве-времени…
— Издалека? — осторожно поинтересовался Эрик, когда гость-хозяин помещения убежал куда-то в недра своего обиталища и начал звенеть там посудой. — Из Древнего Рима, быть может?
— С чего ты взял?
— Так сам посмотри, он обустроился тут как патриций, на зависть любому Марку Антонию!
Обстановка квартиры и впрямь диссонировала с забулдыжным обличьем хозяина. Ноги по щиколотку тонули в пушистом ковре. Сияла лаком стенка из ценных пород дерева, и еще ярче сверкали наполнявшие ее хрустальные вазы, фужеры, салатницы. Манили расслабиться обширные, обтянутые мягко переливающимся бархатом кресла. Среди них на столике с колесиками и инкрустацией красовались и тяжелые, опять же хрустальные, стаканы под виски, и тарелки с тонко нарезанным сервелатом, сыром, хамоном и прочими мясными, а также и рыбными деликатесами. Довершала натюрморт вазочка с оливками. Были и другие яства, но их Брегис даже примерно распознать не сумел.
— Нет, не из Рима, — ответил Веров. — Гораздо дальше. Но подробностей я тебе не скажу.
— Не знаешь?
— И знать не хочу. И тебе не советую.