Встревоженный Родриго вызвал наверх на помощь воинам всех мальчишек и девчонок, владеющих боевыми заклятьями, и Хайк, глядя сверху вниз на приближающуюся толпу, уже предвкушал, как он будет хлестать это многоголовое тупое стадо огненными плетями. Но до этого дело не дошло — навстречу людям вышла сама мать Эухенья. Колдунья остановилась в нескольких шагах от волнующейся человеческой массы, негромко что-то сказала, и… толпа дрогнула: люди, виновато опустив головы, поспешно двинулись обратно к реке. Хайк не мог сказать, пускала ли ведьма в ход магию — во всяком случае, он ничего не почувствовал.
Зато сама Мать-Ведунья почувствовала: проходя мимо учеников, она коснулась их аур, прочла возбуждённые мысли готовых к бою людей-индиго и сурово сказала Волчонку:
— В тебе растёт змея — берегись.
Алан бросил на Хайка укоризненный взгляд, и мальчишке снова стало стыдно — так стыдно, что ему захотелось забиться в самый тёмный закуток Катакомб и не высовываться оттуда неопределённо долгое время. Его спасли от этого жгучего стыда только понимающие и ласковые глаза Наташи, очень вовремя — как всегда — оказавшейся рядом с ним.
Шли дни. Минуло около трёх недель.
— Был и есть Вечный Хаос, откуда вышло всё Сущее и куда оно уйдёт, когда придёт Срок; уйдёт, дабы возродиться вновь, и так без Конца и Начала. Была и есть Вселенная, сотканная из мириадов Миров, связанных между собой. Были и есть Миры, разделённые неизмеримыми безднами; у каждого Мира своё солнце, своя звезда, и россыпь этих звёзд украшает ночное небо. Миры эти далеки, но дойти до них можно, надо только научиться ходить…
Голос Матери-Ведуньи заполнял весь Зал учеников, втекая в каждый его уголок. Она говорила — её слушали. Понимали. Запоминали.
— Были и есть Миры, которые и далеки, и рядом. Они невидимы, неощутимы, но они есть. Они сцеплены в единое Целое и пронизывают друг друга; они привязаны к нашему Миру, как тень к её обладателю. Точнее, как множество теней, отбрасываемых одним и тем же предметом, освещённым с разных сторон. Вот только трудно сказать, что есть тень, а что есть то, что отбрасывает эту тень — все Миры равнозначимы. И этих Миров можно достичь, надо только научиться летать…
— Прости меня, мать Эухенья, — плечистый парень переминался с ноги на ногу у входа в Зал, явно сожалея, что ему пришлось прервать Мудрую. — Меня послал Гонсало, старший вечерней стражи. Пришли две девушки — одна постарше, другая помоложе. Обе — индиго. Сильные — особенно та, что постарше. Они с севера, мать Эухенья, — Гонсало считает, что это важно.
По пещере пронёсся лёгкий шорох: о том, что творится на севере, здесь знали все. И если оттуда пришли индиго-беглянки, то Гонсало прав — это действительно важно. Эухенья и Алан обменялись быстрыми взглядами.
— И ещё, мать Эухенья. Они обе гринго…
— Это неважно, Луис.
— …и у одной из них — у той, что постарше, — на шее такое странное ожерелье: змея, свившаяся в кольцо и чуть приподнявшая голову.
— Что?! — Алан побледнел — это было заметно даже в призрачном освещении Зала — и вскочил с места. — Что ты сказал?
— На шее у неё… Браслет такой, в виде змеи, — повторил Луис, не понимая, что могло так встревожить Наставника, к невозмутимости которого уже все успели привыкнуть.
— Так, — спокойно сказала Миктекасиуатль. — Всем: оставаться здесь. Настройтесь на меня — возможно, мне будет вам что сказать и показать. Ты, ты и ты, — она указала на Андрея, Наташу и Эстреллу, — пойдёте со мной и Аланом. Вам будет полезно.
— А я? — неожиданно для себя самого вскинулся Хайк. — Я ведь тоже недавно пришёл с севера! Я могу пригодиться, мать Эухенья!
— Хорошо, — ответила ведьма после секундного размышления, — ты тоже. Идёмте.
…После полумрака пещер яркий солнечный свет показался ослепительным — несмотря на то, что глаза вышедших на поверхность успели привыкнуть к свету в парадном коридоре. У самого выхода Эухенью, Алана и четверых подростков встретил встревоженный Гонсало.
— Они мне не очень нравятся, Мудрая, — напрямик заявил он, — особенно старшая. Она умеет читать мысли — поэтому я и послал Луиса, а не стал обращаться прямо к тебе.
— Та, что со змеёй?
— Да.
— Так. Где они? — негромко спросила ведьма. Алан молчал.
— Там, — юноша мотнул головой, — на лужайке перед главным входом. Ждут.
…Серпента смотрела на синюю ленту реки и нервно грызла травинку — оказанное им здесь гостеприимство разочаровало предводительницу ньюменов. «Они просто настороже, — успокаивала она сама себя, — поэтому и не спешат пускать нас внутрь. Мы с севера, а они ведь прекрасно знают, что там происходит. Это всё из-за войны». Но чем больше она себя убеждала, тем яснее понимала: дело не только в этом, точнее, совсем не в этом. Этот воин у входа — у него был очень странный взгляд…