Истребитель

Про дальнейшее она рассказывала только Толе, и всегда по-разному. С нее стрясли, конечно, брошюру «Дневник штурмана», живенько сочиненную Бровманом как главным специалистом по авиационной теме, но, в общем, то, что Поля делала в тайге с 23 сентября по 6 октября, достоверно известно не было. При себе она имела опий, нафтобензол, две плитки шоколада «Гвардейский» и десять неучтенных мятных конфет «Монпасье», которые сунула ей дочь липкой ручонкой. Поистине дети что-то такое чувствуют. Приземлилась Поля в лес, западнее крупного болота, меж двумя шестиметровыми соснами, сумела зацепиться ногами за один из стволов и по нему съехала. Погода была на удивление теплая, Поля никогда прежде не бывала на Дальнем Востоке и не предполагала, что осенью тут как в Крыму. Солнышко светило сквозь туман. Ощущение было инопланетное, и Поля решила думать, что она осваивает другую планету. Когда-нибудь, в свои пятьдесят, она там и окажется, судя по темпам развития авиации, но пока ей предстояло пробиваться к самолету. Минут через десять после ее приземления раздался отдаленный выстрел — так они должны были, согласно инструкции, известить друг друга и окружающих о посадке в лесу; хорошо грохнуло, значит, до места приземления «Родины» оставалось километров пять. Поля быстро сориентировалась на звук и установила, что идти надо на юго-юго-восток, но нельзя же было идти вот так, сразу. Надо было подготовить экипировку, в меховой броне было жарко, а между тем сейчас только полдень по местному времени (Поля уже перевела часы), ночью же придется кутаться. Тогда она разделась до белья, а все обмундирование компактно, как учили, увязала, распределив в два узла. Для начала она позволила себе одну полоску «Гвардейского» и пошла, разговаривая с Толей. Вот то жалобное, что слышал Толя перед вылетом, это самое оно и было.

Жалобность же происходила оттого, что на земле все выглядело иначе, не так, как с воздуха. Летчик отличается от просто человека тем, что видит землю сверху, во всякой затее прежде всего вычленяет генплан, а ходить среди деревьев, не видя цели, ему унизительно. Поля почувствовала, что земля влажна, болотиста, что унты скоро начнут вязнуть, вспомнила, что в кармане у нее моток проволоки, и обвязала их по щиколоткам проволокой, на всякий случай. Моток проволоки, сказала она вслух, чтобы деревья тоже знали, есть в кармане у каждого порядочного связиста. Ее спрашивали потом: думала она о Жанне? Поля даже переспросила: о ком? Ну Жанна, Жанна, дочь твоя! Нет, о Жанне она совершенно не думала. О Сталине думала, да, но не то, что написал Бровман, а то, что Сталин взял за них ответственность, разрешил и оказался прав, потому что погода им не помешала, а просто они неточно сориентировались по Амуру. Все беды из-за Амура. Теперь они должны соответствовать. Девчонки живы, ну и она жива. Бабы, как говорит Волчак. Ей идти до них максимум два дня. Кроме того, впереди просвет. Впереди действительно была прогалина, но дальше все такой же лес. Строго на юго-юго-восток. Кстати, сильно захотелось пить, у нее была фляга и во фляге еще примерно стакан воды, Поля отпила половину, но о воде уже пора было подумать. Деревья вон тянут из земли, и советский человек может тянуть из земли. Советский человек может то, чего больше не может никто. Когда Поля выйдет, у нее будет огромная слава. О славе, правду сказать, она много не думала, и о том, что квартира будет другая, лучше, подумала только один раз и мельком. А вот Толя, подумала она, будет уважать гораздо больше, хотя Толя уважал и так, он никогда не говорил «баба». Грубят обычно фальшивые люди, ну йли те, которые хотят, чтобы о них думали хуже.